гарри поттер +и тайная комната/Гарри Поттер и Принц-полукровка

— Да не очень, — ответил Гарри и рассказал ей о работе Люпина среди оборотней и о трудностях, с которыми он столкнулся. — Ты когда-нибудь слышала об этом Фенрире Сивом?

— Еще бы! — вскричала Гермиона, и в голосе ее прозвучал испуг. — И ты тоже слышал, Гарри!

— Где, на уроках истории магии? Ты же знаешь, я редко прислушиваюсь...

— Нет, не на уроках — Малфой грозил им Горбину! — воскликнула Гермиона. — Помнишь, в Лютном переулке? Сказал, что Сивый — старый друг их семьи, что он будет следить за успехами Горбина!

Гарри, разинув рот, уставился на нее:

— Совсем забыл! Но ведь это доказывает, что Малфой — Пожиратель смерти, иначе как бы он мог связаться с Сивым, да еще и командовать им?

— Да, очень подозрительно, — почти прошептала Гермиона. — Если только...

— Да брось ты, — раздраженно сказал Гарри, — уж этого-то ты никак объяснить не сможешь!

— Ну... не исключено, что его слова были всего лишь пустой угрозой.

— Знаешь, ты просто невероятна, — покачивая головой, сказал Гарри. — Ладно, потом увидим, кто из нас прав... Тебе еще придется извиниться за свои слова, Гермиона, точь-в-точь как Министерству. Ах да, я, кроме всего прочего, и с Руфусом Скримдже-ром поссорился...

Остаток вечера они провели, дружно костеря министра магии, ибо Гермиона, как и Рон, считала, что после всего пережитого Гарри в прошлом году по вине Министерства просить у него помощи — просто наглость с их стороны.

Новый семестр начался на следующее утро с приятного для шестикурсников сюрприза — кто-то приколол ночью к доске объявлений в гостиной большой лист, на котором значилось:

УРОКИ ТРАНСГРЕССИИ

Если вам уже исполнилось семнадцать лет или исполнится до 31 августа, вы вправе пройти двенадцатинедельный курс обучения трансгрессии, который будет вести назначенный Министерством магии инструктор.

Желающих принять участие просим расписаться ниже.

Плата за обучение: 12 галеонов.

Гарри с Роном присоединились к небольшой кучке тех, кто собрался у доски объявлений и поочередно расписывался внизу листа. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свое имя под именем Герми-оны, когда подобравшаяся к нему сзади Лаванда закрыла Рону глаза ладонями и взвизгнула:

— Угадай кто, Бон-Бон!

Гарри, отвернувшись от них, увидел уходившую Гермиону и присоединился к ней, не желая оставаться рядом с Роном и Лавандой, но, к его удивлению, Рон нагнал их сразу за портретным проемом — уши его горели, лицо было сердитым. Гермиона, не произнеся ни слова, ускорила шаг и присоединилась к Невиллу.

— Так, значит, трансгрессия, — сказал Рон, и по тону его было совершенно ясно, что Гарри лучше о случившемся не упоминать. — Наверное, весело будет, а?

— Не знаю, — ответил Гарри. — Может, делая это сам, чувствуешь себя и получше, но когда меня брал с собой Дамблдор, я никакого удовольствия не получал.

— Да, я и забыл, ты же уже трансгрессировал. Хорошо бы пройти испытания с первого раза. — На лице у Рона появилось озабоченное выражение. — У Фреда с Джорджем это получилось.

— Зато Чарли провалился, верно?

— Чарли крупнее меня, — Рон свесил руки вдоль тела, совсем как горилла, — так что Фред с Джорджем на его счет особенно не прокатывались... Во всяком случае, при нем.

— А когда мы сможем пройти настоящие испытания?

— Когда нам стукнет семнадцать. Мне осталось только марта дождаться!

— Но в замке ты все равно трансгрессировать не сможешь.

— Ну и пусть. Зато все будут знать, что я могу трансгрессировать, если захочу.

Будущие занятия трансгрессией взволновали не только Рона. Все разговоры в этот день вращались вокруг предстоящих уроков, на возможность исчезать и появляться по собственному желанию возлагались большие надежды.

— Вот будет клево, когда мы сможем просто... — Симус прищелкнул пальцами, изображая исчезновение. — Мой кузен Фергюс делает это, просто чтобы позлить меня, но ничего, он у меня дождется, я ему минуты покоя не дам!

Картины счастливого будущего так его увлекли, что он с излишним воодушевлением взмахнул волшебной палочкой и, вместо того чтобы соорудить фонтанчик чистой воды — такое задание получили они в тот день на уроке заклинаний, — создал струю, которая, как из брандспойта, ударила в потолок и окатила профессора Флитвика.

— А Гарри уже трансгрессировал, — сказал Рон сконфуженному Симусу после того, как профессор флитвик одним взмахом собственной палочки осушил себя и заставил Симуса несколько раз написать: «Я волшебник, а не бабуин с волшебной палочкой». — Дам... э-э... один человек брал его с собой. Ну, знаешь, парная трансгрессия.

— Ух ты! — прошептал Симус и вместе с Дином и Невиллом склонился к Гарри, чтобы услышать от него, что ощущает трансгрессирующий человек.

Шестикурсники до самого вечера приставали к Гарри с расспросами. Все они, похоже, испытывали скорее благоговейный восторг, чем страх, услышав, какие при этом ощущаешь неудобства. Когда часы показали без десяти восемь, Гарри все еще продолжал отвечать на дотошные вопросы и, чтобы поспеть на урок к Дамблдору, вынужден был наврать, будто ему нужно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Дамблдора горели все лампы, на портретах тихо похрапывали в своих рамах прежние директора школы, Омут памяти стоял в полной готовности на столе. Ладони Дамблдора лежали по сторонам Омута, правая по-прежнему была черна, точно обугленная. Казалось, она нисколько не поправилась, и Гарри в сотый раз подумал, что могло причинить такое увечье, но спрашивать не стал. Дамблдор сказал уже, что со временем он об этом узнает, а кроме того, Гарри хотелось обсудить с ним другую тему Но прежде чем он успел заикнуться о Снегге и Малфое, Дамблдор спросил:

— Я слышал, ты встречался на Рождество с министром магии?

— Да, — ответил Гарри. — И он остался мной не очень доволен.

— Не очень, — вздохнул Дамблдор. — Впрочем, он недоволен и мной. Однако мы не вправе упиваться нашими неприятностями, мы должны продолжать борьбу.

Гарри усмехнулся:

— Он хотел, чтобы я внушил всем волшебникам, будто Министерство отлично справляется со своей работой.

Дамблдор улыбнулся:

— Вообще говоря, это идея Фаджа. В последние дни на посту министра, когда он отчаянно цеплялся за власть, Фадж подумывал о встрече с тобой, надеялся, что ты окажешь ему поддержку.

— После всего, что Фадж натворил в прошлом году? — сердито спросил Гарри. — После Амбридж?

— Я говорил Корнелиусу, что шансов у него никаких, однако мысль эта уцелела и после того, как он лишился должности. Я увиделся со Скримджером всего через несколько часов после его назначения, и он потребовал, чтобы я устроил ему встречу с тобой.

— Так вот из-за чего вы поругались! — выпалил Гарри. — Я читал об этом в «Ежедневном пророке».

— И «Пророку» случается иногда сообщать правду, — сказал Дамблдор, — пусть даже ненароком. Да, поругались мы именно из-за этого. Похоже, Руфус нашел все-таки возможность загнать тебя в угол.

— Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».

— Как грубо.

— А я ответил ему, что так оно и есть. Дамблдор хотел что-то сказать, но промолчал. За

спиной Гарри негромко и музыкально вскрикнул Фо-укс, феникс Дамблдора. К своему большому смущению, Гарри увидел вдруг, что в голубых глазах Дамблдора стоят слезы, и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Но когда Дамблдор заговорил, голос его звучал твердо:

— Я очень тронут, Гарри.

— Скримджер хотел узнать, куда вы отлучаетесь из Хогвартса, — сказал Гарри, все еще не отрывая глаз от колен.

— Да, ему очень хочется выведать это, — сказал Дамблдор, теперь уже весело, отчего Гарри решил, что может поднять на него взгляд. — Он даже пытался проследить за мной. В сущности, получилось довольно забавно. Он приставил ко мне Долиша. Это был недобрый поступок Однажды мне уже пришлось оглушить Долиша заклятием, теперь я вынужден был проделать это еще раз, и с гораздо большим сожалением.

— Значит, они так и не знают, куда вы исчезаете? — спросил Гарри. В душе его вспыхнула было надежда проникнуть наконец в эту тайну, но Дамблдор лишь улыбнулся, глядя на него поверх очков-половинок.

— Нет, не знают, да и тебе еще не время узнать об этом. Ладно, давай займемся делом, если, конечно, ты ничего больше не хочешь...

— Вообще-то хочу, сэр, — сказал Гарри. — Это касается Малфоя и Снегга.

— Профессора Снегга, Гарри.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке у профессора Слизнорта... По правде говоря, я за ними следил...

Пока Гарри рассказывал, лицо Дамблдора оставалось бесстрастным. Когда же он закончил, Дамблдор несколько секунд помолчал, а затем произнес:

— Спасибо, что рассказал мне, Гарри, однако я советую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что тут есть что-нибудь настолько уж важное.

— Настолько уж важное? — не поверив своим ушам, повторил Гарри. — Профессор, вы разве не поняли...

— Я наделен от природы редким умом и потому понял все, что ты мне сказал, — с легким раздражением ответил Дамблдор. — Ты мог бы даже предположить, что, возможно, я понял больше твоего. Повторяю: я рад, что ты доверился мне, однако знай, ты не сказал ничего, что могло бы меня встревожить.

Гарри молча смотрел на Дамблдора, хоть внутри у него все кипело. Что происходит? Означает ли это, что Дамблдор и вправду велел Снеггу выведать замыслы Малфоя — и тогда все, что рассказал ему Гарри, он уже знает от Снегга? Или подозрения Гарри по-настоящему встревожили старого волшебника, и он лишь делает вид, что это не так?

— Сэр, — осведомился Гарри вежливо, как он надеялся, и спокойно, — вы по-прежнему доверяете...

— Мне хватило терпения уже ответить на этот вопрос однажды, — отозвался Дамблдор с интонацией, по которой было ясно, что терпение его подходит к концу. — И ответ мой остается прежним.

— Ну еще бы! — раздался язвительный голос — судя по всему, Финеас Найджелус лишь притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания.

— А теперь, Гарри, мне придется настоять на том, чтобы мы перешли к делу. Я должен обсудить с тобой очень серьезные вещи.

Гарри так и подмывало взбунтоваться. Интересно, что произойдет, если он откажется сменить тему, если будет упорствовать в своих обвинениях против Малфоя? Дамблдор, словно прочитав его мысли, покачал головой:

— Ах, Гарри, как часто такое случается даже между лучшими друзьями! Каждый из нас уверен, будто может сказать что-то гораздо более важное, чем все, о чем думает другой!

— Я вовсе не считаю то, что вы собираетесь мне сказать, не важным, сэр, — глухо ответил Гарри.

— И ты совершенно прав, — оживленно заговорил Дамблдор. — Я хочу показать тебе сегодня еще два воспоминания. Я добыл их с огромным трудом, и второе из них, по-моему, важнее всего, что мне удалось собрать.

Гарри ничего не сказал; он все еще был сердит на то, как старый волшебник отнесся к его информации, но в дальнейших пререканиях смысла не видел.

— Итак, — звенящим голосом продолжал Дамблдор, — мы встретились сегодня, чтобы поговорить об истории Тома Реддла. На прошлом уроке мы оставили его накануне поступления в Хогвартс. Ты помнишь, как взволновался Реддл, услышав, что он волшебник, как отказался от моего общества при посещении Косого переулка, и помнишь, как я предостерег его, сказав, что в школе с воровством придется покончить.

Так вот, в школе начался новый учебный год, а вместе с ним явился и Том Реддл, тихий мальчик, вставший в ожидании распределения в ряд с другими первокурсниками. Распределяющая шляпа, едва коснувшись головы Реддла, отправила его в Слизе-рин. — Дамблдор повел почерневшей рукой в сторону висевшей над ним полки, на которой покоилась древняя Распределяющая шляпа. — Как быстро Реддл узнал, что прославленный основатель этого факультета умел разговаривать со змеями, мне не известно, — возможно, в тот же вечер. Эта новость взволновала его и еще сильнее укрепила в нем ощущение собственной значимости.

Впрочем, если он и запугивал своих однокашни-ков-слизеринцев или пытался поразить их, демонстрируя в общей гостиной способности змееуста, преподаватели ничего об этом не знали. Никаких признаков надменности или агрессивности он не проявлял. Преподаватели с первого дня относились к этому необычайно одаренному и красивому сироте с вниманием и сочувствием. Он казался вежливым, спокойным и жаждущим знаний. Почти на всех он производил очень приятное впечатление.

— А вы не рассказывали им, сэр, каким увидели его в сиротском приюте? — спросил Гарри.

— Нет, не рассказывал. Никакого раскаяния в нем заметно не было, но ведь существовала вероятность, что он сожалеет о своем прежнем поведении и надумал начать жизнь заново, с чистого листа. Вот я и решил дать ему такой шанс.

Дамблдор умолк и вопросительно посмотрел на Гарри, открывшего было рот, собираясь высказаться. Вот она, вечная склонность Дамблдора доверять людям, несмотря на множество доказательств того, что никакого доверия они не заслуживают! Но тут Гарри кое-что вспомнил...

— Но ведь по-настоящему вы ему не доверяли, сэр, правда? Он говорил мне... Реддл, явившийся из того дневника, сказал мне о вас: «Ему я никогда не нравился, как другим учителям».

— Скажем так: то, что ему можно доверять, я само собой разумеющимся не считал, — ответил Дамблдор. — Я решил не спускать с него глаз — и не спускал. Не стану притворяться, поначалу мои наблюдения многого мне не дали. Реддл был очень осторожен со мной, понимал, я в этом не сомневаюсь, что из-за возбуждения, охватившего его, когда он узнал о своей подлинной сущности, сказал мне несколько больше, чем следовало. В дальнейшем он старался многого не рассказывать, однако того, что в минуту волнения сорвалось с его языка, взять обратно уже не мог. Как и того, что поведала мне миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться очаровать меня, как очаровал он многих моих коллег.

Переходя с курса на курс, он собрал вокруг себя компанию преданных друзей. Я называю их так потому, что не могу подобрать более точного слова, хотя ни к кому из них Реддл не был особенно привязан. От этих учеников веяло каким-то мрачным обаянием. Компания была пестрая — слабые мальчики, нуждавшиеся в защите, честолюбцы, стремившиеся к славе, и склонные к насилию люди, которым нужен был заводила, способный обучить их более изощренным формам жестокости. Иными словами, то были предшественники Пожирателей смерти и некоторые из них, покинув Хогвартс, как раз первыми Пожирателями смерти и стали.

Реддл держал их в ежовых рукавицах, так что ни в каких явных прегрешениях они замечены не были, хотя за семь проведенных ими в Хогвартсе лет случилось немало прескверных происшествий, которые, впрочем, надежно связать с ними не удалось. Самым серьезным стало открытие Тайной комнаты, приведшее к смерти девочки. Как ты знаешь, в этом преступлении ошибочно обвинили Хагрида.

Мне не удалось собрать большого количества воспоминаний о том, каким Реддл был во время учебы в Хогвартсе, — продолжал Дамблдор, укладывая почерневшую ладонь на Омут памяти. — Лишь немногие из тех, кто знал его в ту пору, готовы были хоть что-то о нем рассказать, в большинстве своем они оказались слишком запуганными. Все, что я знаю, было получено мной уже после того, как он покинул Хогвартс, и потребовало кропотливой работы: нужно было найти людей, которых можно разговорить хотя бы хитростью, отыскать старые документы, опросить свидетелей — и маглов, и волшебников.

Те, кого мне удалось склонить к беседе, рассказали, что Реддл был одержим своей родословной. Да оно и понятно — Реддл вырос в сиротском приюте и, естественно, стремился узнать, как он туда попал. Он тщетно пытался найти какие-либо следы Тома Реддла Старшего — на щитах Зала Славы, в списках прежних старост школы, даже в книгах по истории волшебства. В конце концов ему пришлось смириться с мыслью, что его отец никогда в Хогвартсе не учился. Думаю, тогда-то он и отказался от прежнего имени, выдумал лорда Волан-де-Морта и занялся исследованием материнской линии. Если ты помнишь, он считал, что его мать не могла быть волшебницей, поскольку она не устояла перед постыдной человеческой слабостью — перед смертью.

Реддл мог опереться на одно-единственное имя — Марволо. От приютского начальства он знал, что так звали отца его матери. После долгого изучения старых, посвященных родословным волшебников книг он выяснил, что у рода Слизерина существуют потомки. В шестнадцатилетнем возрасте, летом, он оставил сиротский приют, в который всегда возвращался на каникулы, и отправился на поиски своих родственников, Мраксов. А теперь, Гарри, если ты встанешь...

Дамблдор поднялся, и Гарри снова увидел в его руке хрустальный флакончик, заполненный взвихренной жемчужной жидкостью — субстанцией памяти.

— То, что мне удалось раздобыть этот экземпляр, большая удача, — сказал Дамблдор, выливая мерцающее содержимое флакончика в Омут памяти. — Ты и сам поймешь это, когда мы его испробуем. Ну что же, начали?

Гарри подступил к каменной чаше и послушно нагнулся, окунув лицо в воспоминания; его охватило знакомое чувство падения в пустоту, затем в почти непроглядной темноте он опустился на каменный пол.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где он, а тем временем и Дамблдор приземлился рядом с ним. В доме Мраксов было необычайно грязно — грязнее места Гарри еще никогда не видел. Потолок покрывала плотная паутина, пол --глубоко въевшаяся сажа; на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплесневелые и гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча, стоявшая у ног мужчины, чьи волосы и борода отросли до такой длины, что ни глаз его, ни рта Гарри различить не сумел. Мужчина сидел, обмякнув, в кресле у очага, и на миг Гарри почудилось, что он мертв. Но тут кто-то громко постучал в дверь, мужчина дернулся, просыпаясь, и поднял правую руку с зажатой в ней волшебной палочкой и левую — с коротким ножом.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа перед собой старомодный фонарь, стоял подросток, которого Гарри мгновенно узнал: высокий, бледный, темноволосый и красивый — юный Волан-де-Морт.

Взгляд Волан-де-Морта медленно прошелся по лачуге и остановился на сидевшем в кресле мужчине. Несколько секунд они вглядывались друг в друга, затем мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги, отчего по полу с дребезгом и звоном покатились стоявшие у кресла пустые бутылки.

— ТЫ! — взревел мужчина. — ТЫ!

И он, взмахнув ножом и волшебной палочкой, бросился на Реддла.

— Стой!

Реддл произнес это на змеином языке. Мужчина затормозил и врезался в стол — на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание хозяин:

— Ты говоришь на нем?

—Да, я на нем говорю, — ответил Реддл. Он вступил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним. Гарри невольно восхитился — страха Реддл решительно не ведал. Лицо его выражало лишь отвращение и разочарование.

— Где Марволо? — спросил он.

— Помер, — ответил хозяин дома. — Помер много годков назад, а то как же?

Реддл нахмурился.

— Кто же тогда ты?

— Морфин, кто же еще?

— Сын Марволо? » —Ясное дело, сын, а...

Морфин отбросил волосы с грязной физиономии, чтобы получше вглядеться в Реддла, и Гарри увидел на пальце его правой руки кольцо с черным камнем.

—Ая тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.

— Какого магла? — резко спросил Реддл.

— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и неожиданно сплюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться...

Вид у Морфина был слегка пьяноватый, его пошатывало, чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола.

— Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Морфин.

Волан-де-Морт пристально глядел на Морфина, словно пытаясь оценить, на что тот способен. Затем он придвинулся поближе к Морфину и спросил:

— Значит, Реддл вернулся?

—Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?

Волан-де-Морт не ответил. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал:

— Осрамила нас, потаскушка!А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли?.. Все кончилось...

Он глянул в сторону, покачнулся, Волан-де-Морт шагнул вперед. И едва он это сделал, как наступила неестественная тьма, поглотившая и фонарь Волан-де-Морта, и свечу Морфина, поглотившая все...

Пальцы Дамблдора крепко стиснули локоть Гарри, и оба снова всплыли в настоящее. После непроглядного мрака мягкий, золотистый свет Дамблдо-рова кабинета показался Гарри ослепительным.

— И это все? — быстро спросил Гарри. — Почему стало темно, что случилось?

— Потому что начиная с этого мгновения Морфин ничего больше не помнил, — ответил Дамблдор, жестом предлагая Гарри вернуться в кресло. — Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что валяется на полу, совсем один. А перстень Марволо исчез.

Тем временем по главной улице деревушки Литтл-Хэнглтон уже бежала служанка, крича, что в гостиной большого дома лежат три трупа: Том Реддл Старший, его мать и отец.

Власти маглов недоумевали. Насколько мне известно, они и до сих пор не знают, от чего умерли Реддлы, — заклятие Авада Кедавра, как правило, никаких следов не оставляет... Исключение сидит передо мной, — прибавил Дамблдор, кивком указав на шрам Гарри. — С другой стороны, в Министерстве мгновенно поняли, что убийство совершено волшебником. Кроме того, там знали, что всего через Долину от дома Реддлов проживает заклятый враг маглов, уже сидевший однажды в тюрьме за нападение на одного из убитых.

И потому Министерство вызвало Морфина. Допрашивать его, применять сыворотку правды или легилименцию не было никакой необходимости. Он сразу с гордостью признался в убийстве, сообщив подробности, которые мог знать лишь виновник этого преступления. Он рад, сказал Морфин, что перебил этих маглов, он много лет дожидался такой возможности. Морфин сдал свою волшебную палочку, и сразу стало ясно, что Реддлы убиты с ее помощью. Затем он, не оказав сопротивления, позволил отправить себя в Азкабан. Только одно его и беспокоило — пропавший перстень отца. «Он убьет меня, — снова и снова повторял своим тюремщикам Морфин. — Убьет за то, что я потерял кольцо». Судя по всему, ничего другого он так никогда и не сказал. Морфин провел остаток дней в Азкаба-не, оплакивая утрату последнего наследия Марволо, и был похоронен вблизи тюрьмы, рядом с другими скончавшимися в ее стенах несчастными.

— Выходит, Волан-де-Морт похитил палочку Морфина и воспользовался ею? — спросил Гарри, выпрямляясь в кресле.

— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — Воспоминаний, которые могли бы подтвердить это, у меня нет, но, думаю, мы вправе считать, что так оно и было. Волан-де-Морт оглушил своего дядю заклинанием, забрал его волшебную палочку и пересек долину, направившись в «большой дом при дороге». Там он убил магла, который бросил его мать, да заодно уж и своих дедушку с бабушкой, тоже маглов, уничтожив последних представителей презренного рода Реддлов и отомстив отцу, который не желал его знать. Затем вернулся в лачугу Мраксов, произвел довольно сложную магическую процедуру, населившую разум его дяди ложными воспоминаниями, бросил волшебную палочку Морфина рядом с ее лежавшим в беспамятстве владельцем, прикарманил древнее кольцо и удалился.

— А Морфин так никогда и не понял, что ни в чем не виноват?

— Никогда, — подтвердил Дамблдор. — Он, как я уже сказал, сделал признание, полное и хвастливое.

— Но настоящие-то воспоминания все время оставались при нем!

— Верно, но, чтобы вытащить их из него, требовалась трудоемкая и искусная легилименция, — сказал Дамблдор, — а кому пришло бы в голову лезть в сознание Морфина, уже признавшегося в преступлении? Впрочем, в последние недели его жизни мне удалось добиться свидания с ним, к тому времени я уже пытался выяснить как можно больше о прошлом Волан-де-Морта. Я хоть и с трудом, но извлек из него настоящие воспоминания, а увидев их, попытался добиться его освобождения из Азкабана. Однако прежде чем Министерство успело принять решение, Морфин умер.

— Но как же в Министерстве не догадались, что все это сделал с Морфином Волан-де-Морт? — сердито спросил Гарри. — Он же был в то время несовершеннолетним, так? Я думал, в Министерстве умеют обнаруживать магические действия несовершеннолетних.

— Ты совершенно прав, магические действия они обнаруживать умеют, однако не тех, кто их совершает. Вспомни-ка, Министерство обвинило тебя в использовании заклинания левитации, которое на деле применил...

— Добби, — проворчал Гарри; несправедливость этого обвинения по-прежнему терзала его. — Выходит, если ты несовершеннолетний и используешь магию в доме волшебника или волшебницы, в Министерстве об этом не узнают?

— Сказать, кто именно совершил волшебство, они определенно не смогут, — ответил Дамблдор и чуть улыбнулся, увидев, каким негодующим стало лицо Гарри. — Министерство уверено в том, что родители — волшебники или волшебницы — заставляют своих отпрысков соблюдать порядок, пока дети находятся в стенах родного дома.

— Что за чушь! — выпалил Гарри. — И посмотрите, что из этого вышло, что получилось с Морфином!

— Согласен, — сказал Дамблдор. — Каким бы ни был Морфин, он не заслужил такой смерти — в тюрьме, обвиненным в убийстве, которого не совершал. Однако час уже поздний, а я хочу, чтобы ты, прежде чем мы разойдемся, посмотрел еще одно воспоминание...

Дамблдор извлек из внутреннего кармана новый флакончик, и Гарри сразу примолк, вспомнив слова Дамблдора о том, что это воспоминание самое важное из всех, какие ему удалось собрать. Гарри отметил, что содержимое флакончика выливается в Омут памяти неохотно, как будто оно слегка загустело — может быть, и воспоминания скисают?

— Это не займет много времени, — сказал Дамблдор, опорожнив наконец флакон. — Ты и опомниться не успеешь, как мы вернемся назад. Ну что же, еще один нырок в Омут памяти...

И Гарри вновь провалился под серебристую поверхность, на этот раз приземлившись перед человеком, которого сразу узнал.

То был гораздо более молодой Гораций Слизнорт. Гарри так привык к его лысине, что вид густых, блестящих соломенных волос Слизнорта привел его в полное замешательство. Голова профессора казалась накрытой соломенной крышей, хотя на самой макушке уже красовалась блестящая проплешина размером с галеон. Усы Слизнорта, не такие пышные, как теперь, отливали светлой рыжиной. И дороден он был не так, как Слизнорт, которого знал Гарри, хоть золотые пуговицы его богато вышитого жилета явно испытывали сильное напряжение. Маленькие ступни Слизнорта покоились на бархатном пуфике, он сидел, откинувшись на высокую спинку уютного кресла, одна его рука сжимала винный бокальчик, другая перебирала в коробке засахаренные дольки ананаса.

Когда рядом с ним возник Дамблдор, Гарри огляделся по сторонам и понял, что они очутились в кабинете Слизнорта. Вокруг хозяина кабинета расположилось с полдюжины подростков, сиденья у всех были пониже и пожестче, чем у Слизнорта. Реддла Гарри узнал сразу. Он был и красивее прочих мальчиков, и вид имел наиболее непринужденный. Правая рука Реддла привольно лежала на подлокотнике его кресла; Гарри с внезапным потрясением увидел на ней золотое кольцо с черным камнем — перстень Марволо: Реддл уже убил своего отца.

— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку? — спросил Реддл.

— Том, Том, даже если бы я знал это, то был бы не вправе сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя пальцем с прилипшими сахарными крошками. Впрочем, впечатление, оставленное этим выговором, было отчасти подпорчено тем, что профессор тут же и подмигнул. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.

Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая на него восхищенные взгляды.

— Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит... Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это мое любимое...

Кто-то из мальчиков снова захихикал, но тут произошло нечто странное. Всю комнату вдруг заволокло плотным белым туманом, в котором Гарри ничего, кроме лица стоявшего рядом с ним Дамблдора, различить не мог. Затем в тумане грянул неестественно громкий голос Слизнорта:

—... и пойдете по дурной дорожке, юноша, попомните мои слова.

Туман развеялся так же внезапно, как появился, при этом никто о нем ни словом не обмолвился, как будто ничего необычного и не случилось. Гарри в замешательстве оглядел кабинет, маленькие золотые часы, стоявшие на письменном столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.

— Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживете неприятности. Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придется оставить вас после уроков. То же относится и к вам, Эйвери.

Пока мальчики покидали кабинет, Слизнорт выбрался из кресла и перенес пустой бокал на письменный стол. Реддл, впрочем, уходить не спешил. Гарри видел, что мешкает он намеренно, желая остаться со Слизнортом наедине.

— Живее, Том, — сказал Слизнорт, обернувшись и обнаружив, что Реддл все еще здесь. — Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы все-таки староста...

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем.

— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте...

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о... о крестражах?

И снова произошло то же самое: комнату наполнил густой туман, в котором Гарри не видел ни Слизнорта, ни Реддла — лишь Дамблдора, безмятежно улыбавшегося, стоя с ним рядом. И снова, совсем как в прошлый раз, грянул голос Слизнорта:

—Я не знаю о крестражах ничего, а если бы и знал, вам не сказал бы! А теперь немедленно убирайтесь отсюда и постарайтесь, чтобы я от вас ничего о них больше не слышал!

— Ну вот и все, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться.

Секунду спустя ноги Гарри ударились об пол — он снова стоял на ковре перед столом Дамблдора.

— И только? — тупо спросил он.

Дамблдор говорил, что это важнейшее воспоминание, а Гарри не понимал, что в нем особенного. Да, конечно, туман и то, что никто его, судя по всему, не заметил, — все это странно, но больше вроде бы ничего и не произошло, разве что Реддл задал вопрос и не смог получить на него ответа.

— Как ты, вероятно, заметил, — сказал, усаживаясь за стол, Дамблдор, — эти воспоминания немного подправлены.

— Подправлены? — повторил, тоже усаживаясь, Гарри.

— Вне всяких сомнений, — подтвердил Дамблдор. — Профессор Слизнорт успел поработать над собственной памятью.

— Но зачем?

— Думаю, причина в том, что он стыдится этих воспоминаний, — ответил Дамблдор. — Он постарался переделать свою память и, чтобы предстать в более выгодном свете, затер те ее участки, которые не хочет мне показывать. Проделано это, как ты мог заметить, довольно топорно, но оно и к лучшему, поскольку доказывает, что подлинные воспоминания все еще целы, они лишь прикрыты переделками. И потому я в первый раз даю тебе домашнее задание, Гарри. Ты должен уговорить профессора Слизнорта показать свои подлинные воспоминания — они, несомненно, станут для нас самым важным источником сведений.

Гарри смотрел на Дамблдора во все глаза.

— Но, простите, сэр, — сказал он, стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно уважительнее, — зачем вам я? Вы же можете использовать легилимен-цию... или сыворотку правды...

— Профессор Слизнорт — волшебник весьма одаренный, он наверняка предвидел обе эти возможности, — сказал Дамблдор. — Его способности по части окклюменции намного превышают те, какими обладал несчастный Морфин Мракс. Я бы очень удивился, если бы всякий раз, как я принуждал профессора пропустить меня в свою память, он не принимал бы средства против сыворотки правды.

Нет, думаю, было бы глупо пытаться силой вытянуть из профессора Слизнорта истину, это принесет больше вреда, чем пользы, к тому же я не хочу, чтобы он сбежал из Хогвартса. Однако у него, как и у всех нас, есть свои слабости, и я уверен, что ты единственный, кто может пробить его оборону. Нам совершенно необходимо проникнуть в его память, Гарри... А насколько это важно, мы сможем узнать, лишь ознакомившись с нею. И потому удачи тебе... и спокойной ночи.

Гарри, немного ошеломленный столь внезапным прощанием, вскочил из кресла.

— Спокойной ночи, сэр.

Закрывая за собой дверь кабинета, он ясно расслышал голос Финеаса Найджелуса:

— Не понимаю, почему у мальчика это может получиться лучше, чем у вас, Дамблдор?

— А я и не ждал, что вы это поймете, Финеас, — ответил Дамблдор, и Фоукс тут же вскрикнул еще раз, негромко и музыкально.

Глава 18

СЮРПРИЗЫ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

На следующий день Гарри рассказал о задании, полученном им от Дамблдора, Рону и Гермионе — правда по отдельности, поскольку Гермиона все еще соглашалась терпеть присутствие Рона только на срок, какой требовался, чтобы смерить его презрительным взглядом.

Рон был уверен, что никаких сложностей со Слиз-нортом у Гарри, скорее всего, не возникнет.

— Он же тебя любит, — говорил Рон за завтраком, помахивая вилкой с куском яичницы. — Разве он может тебе в чем-нибудь отказать? Только не своему маленькому принцу зельеварения. Просто задержись сегодня после урока и задай свой вопрос.

Гермиона, однако, придерживалась менее радужных взглядов.

— Если даже Дамблдор не сумел вытянуть из него правды о том, что произошло на самом деле, значит, Слизнорт решил ее утаить, — негромко сказала она, стоя во время перемены с Гарри посреди пустынного, заснеженного двора школы. — Крестражи... Крест-ражи... Ни разу о них не слышала...

— Не слышала?

Гарри почувствовал разочарование. Он надеялся что Гермиона поможет ему выяснить, что представляют собой эти крестражи.

— Наверное, тут какая-то особенно Темная магия, иначе зачем бы они понадобились Волан-де-Морту? Думаю, добыть эти сведения дело совсем не простое, Гарри. Будь поосторожнее, когда станешь разговаривать со Слизнортом, как следует продумай стратегию...

— Рон считает, что мне нужно просто остаться после урока зельеварения...

— А, ну раз Бон-Бон так считает, последуй его совету, — мгновенно ощетинившись, сказала Гермиона. — В конце концов, разве Бон-Бон когда-нибудь ошибался?

— Гермиона, может, ты все-таки...

— Нет! — гневно ответила она и стремительно удалилась, оставив Гарри в одиночестве, по колено в снегу.

В последнее время Гарри и без того чувствовал себя на уроках зельеварения неуютно, тем более что ему, Рону и Гермионе приходилось сидеть бок о бок, а сегодня она перетащила свой котел на другой конец стола, поближе к Эрни, а Гарри с Роном просто не замечала.

— Ну, а ты чем провинился? — шепотом спросил Рон, но, прежде чем Гарри успел ответить, в класс вошел Слизнорт и призвал всех к тишине.

— Садитесь, садитесь, прошу вас! И побыстрее, сегодня у нас много работы! Третий закон Голпа-лотта... Кто может сказать мне?.. Ну, разумеется, мисс Гермиона!

Гермиона со страшной скоростью затараторила:

— Третий-закон-Голпалотта-гласит-что-противо-ядие-от-составного-зелья-не-сводится-к-набору-про-дивоядий-для-отдельных-его-компонентов.

— Точно! — просиял Слизнорт. — Десять очков гриффиндору! Итак, если мы примем третий закон Голпалотта за истину...

Принять третий закон Голпалотта за истину Гарри пришлось, поверив Слизнорту на слово, поскольку в самом законе он ровным счетом ничего не понял. Да и никто, кроме Гермионы, не уяснил, похоже, дальнейших слов Слизнорта.

— То отсюда следует, что при условии правильно проведенной идентификации ингредиентов зелья с помощью Чароискателя Эскарпина первая наша задача состоит не в относительно простом выборе противоядий для этих ингредиентов, а в поиске той добавочной составляющей, которая алхимическим путем преобразует эти элементы...

Рон, полуоткрыв рот, сидел рядом с Гарри и машинально теребил свой новенький «Расширенный курс зельеварения». Он никак не мог привыкнуть к тому, что ему больше не приходится рассчитывать на помощь Гермионы, которая вытаскивала его из неприятностей всякий раз, когда он переставал понимать смысл происходящего.

— Итак, — закончил Слизнорт, — каждый из вас должен взять с моего стола по флакону. И до конца урока изготовить противоядие от того, что в этом флаконе находится. Удачи вам и не забывайте о защитных перчатках!

Прежде чем класс сообразил, что надо поторапливаться, Гермиона спрыгнула со своего табурета и проделала половину пути до учительского стола, а к тому времени, когда Гарри, Рон и Эрни вернулись по местам, успела вылить содержимое флакона в котел и уже разводила под ним огонь.

— Просто безобразие, Гарри, что сегодня Принц ничем тебе помочь не сможет, — весело сказала она, распрямляясь. — Тут необходимо понимание основных принципов! Ни тебе простых путей, ни жульничества!

Гарри с досадой откупорил ярко-зеленое зелье, взятое со стола Слизнорта, вылил его в котел, запалил огонь. О том, что делать дальше, он не имел даже отдаленного представления. Он взглянул на Рона — тот успел уже повторить все, что проделал Гарри, и теперь стоял с довольно бестолковым видом.

— Ты уверен, что у Принца нет никаких подсказок? — шепотом спросил Рон у Гарри.

Гарри вытащил свой верный «Расширенный курс», открыл его на главе «Противоядия». Третий закон Голпалотта, слово в слово совпадающий с тем, что процитировала Гермиона, здесь имелся, но Принц не оставил ни одной записи, которая могла бы растолковать его значение. По-видимому, Принцу, как и Гермионе, понять этот закон не составило никакого труда.

— Пусто, — мрачно сообщил Гарри. Гермиона уже с энтузиазмом махала над котлом

волшебной палочкой. К сожалению, повторить ее заклинание ни Гарри, ни Рон не могли — она до того уже навострилась в невербальных заклинаниях, что ей совсем не нужно было произносить их вслух. Вот, правда, Эрни Макмиллан пробормотал, обращаясь к своему котлу: «Спесиалис Ревелио!» Прозвучало это впечатляюще, и Гарри с Роном поспешили сделать то же самое.

Гарри понадобилось всего пять минут, чтобы понять — его репутация лучшего на курсе мастера зельеварения рушится прямо на глазах. Слизнорт, совершавший первый обход подземной классной комнаты, с надеждой заглянул в его котел, намереваясь издать, по обыкновению, восторженное восклицание, но тут же поспешно отпрянул, закашлявшись от ударившего ему в нос запаха тухлых яиц. На лице

Гермионы застыло довольное выражение — превосходство над ней, которое Гарри демонстрировал на каждом уроке зельеварения, давно уже выводило ее из себя. Теперь она разливала загадочным образом разделенные ею ингредиенты своей отравы по десяти хрустальным флакончикам. Чтобы не видеть этой досадной картины, Гарри уткнулся в учебник Принца-полукровки и с остервенением пере-листнул несколько страниц.

И вот оно — написанное поперек длинного перечня противоядий:

Просто суй им в глотки безоар.

С секунду Гарри смотрел на эти слова. Что-то он слышал однажды о безоаровом камне, правда давно уже. Не Снегг ли упоминал о нем на самом первом уроке зельеварения? «Безоар — это камень, который извлекают из желудка козы и который является противоядием от большинства ядов».

Проблемы Голпалотта это, конечно, не решало, да и будь их преподавателем по-прежнему Снегг, Гарри на дальнейшее ни за что бы не отважился, но сейчас необходимы были отчаянные меры. Он поспешил к шкафу, в котором хранились ингредиенты, и начал рыться в нем, разгребая рога единорога и клубки сушеных трав, пока не нашел у самой стенки картонную коробочку с надписью: «Безоары».

Гарри открыл ее как раз в тот миг, когда Слизнорт произнес:

— Внимание, осталось две минуты!

В коробочке лежало с полдюжины сморщенных коричневых комочков, похожих скорее на высушенные козлиные почки, чем на настоящие камни. Схватив один, Гарри сунул коробку в шкаф и торопливо вернулся к своему котлу.

— Время... СТОП! — весело воскликнул Слизнорт. — Ну-те-с, посмотрим, что у вас получилось! Блейз, чем вы меня порадуете?

Слизнорт медленно обходил класс, осматривая различные противоядия. С заданием никто до конца так и не справился, — правда, Гермиона не оставляла попыток втиснуть в свой пузырек еще какие-то ингредиенты, прежде чем Слизнорт подойдет к ней. Рон сдался окончательно и только старался не вдыхать поднимавшийся над его котлом гнилостный пар. Гарри стоял, ожидая, зажав в потной ладони безоар.

Их стол оказался у Слизнорта последним. Он принюхался к зелью Эрни и, состроив гримасу, повернулся к Рону. У котла Рона он и вовсе задерживаться не стал — поспешно отскочил от него, едва сдержав рвотный позыв.

— Ну-с, Гарри, — сказал он, — что можете показать мне вы?

Гарри выставил перед собой ладонь с лежащим на ней безоаром.

Слизнорт разглядывал камень полных десять секунд. Гарри на миг показалось, что он сейчас раскричится. Но Слизнорт лишь откинул голову назад и захохотал.

— Ну и нахал же вы, юноша! — Он поднял безоар повыше, чтобы весь класс мог его видеть. — О, вы совершенное подобие вашей матушки... Что ж, тут вас винить не в чем — безоар, безусловно, служит противоядием от всех этих зелий!

Гермиона, потная, с сажей на носу, побагровела. Ее наполовину готовое снадобье, содержавшее пятьдесят две составных части, включая и клок ее собственных волос, слегка побулькивало за спиной Слизнорта, который смотрел только на Гарри.

— И ты прямо так вот сам до безоара и додумался, а, Гарри? — сквозь стиснутые зубы спросила она.

— Для этого нужна душа истинного зельедельца! — не дав Гарри ответить, радостно объявил Слизнорт. — такой же была и его матушка. Лили обладала интуи-ивным чутьем на зельеварение, которое Гарри, не-омненно, от нее унаследовал... Да, Гарри, да, если вас под рукой имеется безоар, это решает проблему. Хотя, поскольку он не помогает от всего на свете да и встречается довольно редко, умение состав-лять противоядия вам все же не повредит...

Единственным в классе, кто выглядел еще более обозленным, чем Гермиона, был Малфой. Он, как удовольствием отметил Гарри, ухитрился чем-то облиться и вид теперь имел такой, точно на него стошнило кошку. Но прежде чем хоть один из них успел возмутиться, что Гарри вновь попал в первые ученики, не ударив для этого пальцем о палец, про-венел звонок

— Урок окончен! — сказал Слизнорт. — Да, и еще десять очков Гриффиндору — за чистой воды нахальство!

И он, продолжая посмеиваться, вперевалку направился к своему столу.

Гарри медлил, с редкой для него неторопливостью собирая принадлежности в сумку. Ни Рон, ни Гермиона, уходя, не пожелали ему удачи — оба выглядели раздосадованными. В конце концов в классе остались только он и Слизнорт.

— Ну же, Гарри, вы опоздаете на следующий урок, — благодушно сказал Слизнорт, защелкивая золотые застежки портфеля из драконовой кожи.

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем, — начал Гарри, невольно напомнив себе самому Волан-де-Морта.

— Так спрашивайте, дорогой мой мальчик, спрашивайте...

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о... о крестражах?

Слизнорт замер. Округлое лицо его словно бы ссохлось. Он облизал губы и хрипло переспросил:

— Что вы сказали?

— Я спросил, известно ли вам что-нибудь о крестражах, сэр. Понимаете...

— Это вас Дамблдор подослал, — прошептал Слизнорт.

Голос его полностью изменился. Никакого благодушия в нем больше не осталось, только потрясение и ужас. Он порылся в нагрудном кармане, вытащил носовой платок, промокнул покрывшийся испариной лоб.

— Дамблдор показывал вам те... те воспоминания, — сказал Слизнорт. — Ну? Показывал?

— Да, — ответил Гарри, мгновенно решивший, что сейчас лучше не лгать.

— Да, разумеется, — негромко повторил Слизнорт, все еще вытирая побелевшее лицо. — Разумеется... Что ж, если вы видели их, Гарри, то должны знать, что о крестражах мне ничего — ничего, — с силой повторил он, — не известно.

Схватив портфель и сунув в карман платок, Слизнорт засеменил к ведущим из подземелья дверям.

— Сэр, — в отчаянии окликнул его Гарри, — я просто думал, что вы можете помнить чуть больше...

— Думали? — отозвался Слизнорт. — Ну, значит, вы ошиблись. ОШИБЛИСЬ!

Он проревел это слово и, прежде чем Гарри успел сказать что-либо еще, захлопнул за собой дверь класса.

Ни Рон, ни Гермиона, которым Гарри пересказал этот столь неудачно сложившийся разговор, нисколько ему не посочувствовали. Гермиона все еще кипела из-за не стоившего Гарри никаких трудов триумфа. Рон же был возмущен тем, что Гарри, ничего не сказал ему о безоаре.

— Да ведь, если бы мы оба это проделали, получилась бы полная глупость! — огрызнулся Гарри. — Надо же мне было как-то подмазаться к нему, чтобы спросить потом о Волан-де-Морте... И пора бы уж научиться держать себя в руках! — сердито воскликнул он, увидев, как поморщился Рон при упоминании зловещего имени.

Разозленный неудачей и тем, как отнеслись к ней друзья, Гарри провел следующие несколько дней в размышлениях о том, что ему теперь делать со Слизнортом. И решил: пусть профессор считает до поры до времени, будто о крестражах Гарри забыл. Нужно внушить Слизнорту ощущение безопасности, а потом опять перейти в наступление.

Слизнорт, не слыша больше от Гарри никаких вопросов, снова стал относиться к нему с прежней любовью и, судя по всему, выбросил неприятную тему из головы. Гарри ожидал приглашения на одну из его вечеринок, решив на этот раз пойти туда, даже если придется перенести тренировку по квиддичу. Увы, приглашения не последовало. Гарри расспросил Гермиону и Джинни: ни та, ни другая приглашений тоже не получали, да и никто иной, насколько им было известно. Гарри оставалось только гадать, означает ли это, что Слизнорт вовсе не так забывчив, как кажется, что он просто-напросто решил не давать Гарри лишней возможности лезть к нему с вопросами.

Тем временем выяснилось, что библиотека Хогвартса впервые на памяти Гермионы подвела ее. Гермиону это потрясло настолько, что она даже перестала злиться на Гарри за его фокус с безоаром.

— Ни одного объяснения насчет крестражей не нашла! — сказала она Гарри. — Ни одного! Я даже особую секцию обшарила, заглянула в самые жуткие книги, там такие кошмарные зелья описываются — и ничего! Вот только и отыскала в предисловии к «Волхованию всех презлейшему», послушай: «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим...» Зачем тогда о нем упоминать? — Она сердито захлопнула старинную книгу, и та завыла, как привидение. — Да заткнись ты! — рявкнула Гермиона, засовывая ее обратно в сумку.

Наступил февраль, снег вокруг школы растаял, его сменила холодная, безотрадная сырость. Лиловато-серые тучи низко нависали над замком, непрекращающийся ледяной дождь покрыл лужайки скользкой грязью. В результате первый урок трансгрессии для шестикурсников, назначенный на субботнее утро, чтобы им не пришлось пропускать обычных занятий, решено было провести не под открытым небом, а в Большом зале.

Гарри и Гермиона, придя в зал (Рон явился в обществе Лаванды), обнаружили, что столы из него исчезли. Дождь хлестал по высоким окнам, волшебный потолок смутно клубился над учениками, толпившимися перед деканами факультетов — профессорами Макгонагалл, Снегг, Флитвик, Стебль — и низеньким волшебником, который как раз и был, сообразил Гарри, присланным из Министерства инструктором трансгрессии. Инструктор отличался странной бесцветностью — прозрачные ресницы, тонкие волосы — и казался таким легоньким, точно одного порыва ветра хватило бы, чтобы унести его куда подальше. Гарри подумал, не постоянные ли появления и исчезновения каким-то образом лишили его материальности, или такая хрупкость — просто идеальное качество для всякого, кому нравится исчезать прямо на ваших глазах?

— С добрым утром, — сказал министерский волшебник, когда все ученики собрались, а деканы призвали их соблюдать тишину. — Меня зовут Уилки Дву-крест. Министерство прислало меня, чтобы я провел здесь следующие двенадцать недель в качестве инструктора трансгрессии. Надеюсь, за это время мне удастся подготовить вас к трансгрессионным испытаниям...

— Малфой, потише и повнимательнее! — рявкнула профессор Макгонагалл.

Все оглянулись. Малфой залился тусклой краской и с разгневанным видом отскочил от Крэбба, с которым он, похоже, шепотом переругивался. Гарри бросил быстрый взгляд на Снегга, тот тоже выглядел рассерженным, хотя, как сильно подозревал Гарри, не столько невоспитанностью Малфоя, сколько тем, что Макгонагалл сделала выговор одному из его подопечных.

— ...после чего многие из вас будут к этим испытаниям готовы, — как ни в чем не бывало продолжал Двукрест. — Вы, вероятно, знаете, что пользоваться трансгрессией в Хогвартсе невозможно. Чтобы дать вам попрактиковаться, директор школы снял соответствующее заклинание, но исключительно в пределах Большого зала и только на один час. Помните, что заниматься трансгрессией вне этих стен вам не удастся и что попытки такого рода будут весьма неразумными. А теперь прошу всех встать так, чтобы перед вами осталось пять футов свободного пространства.

Началась толкотня, ученики разделялись, налетали друг на друга и громко требовали, чтобы им очистили место. Деканы переходили от ученика к ученику, расставляя их по местам и прекращая споры.

— Куда ты, Гарри? — требовательно спросила Гермиона.

Гарри не ответил. Он быстро прорезал толпу: миновал профессора Флитвика, который, визгливо покрикивая, пытался расставить нескольких когтевран-нцев (каждый норовил оказаться впереди остальных), профессора Стебль, старавшуюся построить пуф-фендуйцев, и, наконец, обогнул Эрни Макмиллана и замер позади всех, за самой спиной Малфоя, воспользовавшегося всеобщей суматохой для того, чтобы возобновить спор с Крэббом — тот с весьма строптивым видом стоял футах в пяти от него.

— Не знаю я, сколько еще, понял? — крикнул ему Малфой, не заметив замершего позади них Гарри. — Это займет больше времени, чем я думал.

Крэбб открыл рот, но Малфой, по-видимому, догадался, что он хочет сказать.

— Слушай, Крэбб, чем я занят, это вообще не твоего ума дело. Тебе с Гойлом следует просто исполнять приказ и стоять на страже!

— Когда я прошу друзей постоять на страже, то стараюсь объяснить им, чем намерен заняться, — достаточно громко для того, чтобы Малфой его услышал, сказал Гарри.

Малфой круто повернулся, рука его метнулась к волшебной палочке, но тут деканы грянули: «Тихо!» — и наступила тишина. Малфой нехотя отвернулся.

— Благодарю вас, — сказал Двукрест. — Итак... Он взмахнул волшебной палочкой. Тут же на полу

перед каждым учеником появилось по старомодному деревянному обручу.

— Главное, о чем следует помнить при трансгрессии, это три «Н»! — сказал Двукрест. — Нацеленность. Настойчивость. Неспешность. Шаг первый: сосредоточьте все ваши помыслы на нужной вам цели, — продолжал Двукрест. — В данном случае на внутренности вашего обруча. Прошу вас, сделайте это прямо сейчас.

Каждый поозирался тайком, проверяя, все ли его соседи глядят в середину обруча, после чего торопливо проделал то, что им велели. Гарри вперился взглядом в ограниченный его обручем кружок пыльного пола и постарался, как мог, изгнать из головы все прочие мысли. Задача оказалась решительно непосильной, поскольку он так и продолжал гадать, для каких это дел Малфою потребовались охранники.

— Шаг второй, — сказал Двукрест. — Соберите вашу настойчивость в кулак и направьте ее на то место, которое вы себе мысленно представили! И пусть стремление попасть в него разольется из вашего разума по всем клеточкам тела!

Гарри украдкой огляделся. Слева Эрни Макмил-лан с напряжением уставился в середину своего обруча, лицо у него покраснело — казалось, будто он тужится, пытаясь снести яйцо величиной с квоффл. Гарри, подавив смешок, поспешил перевести взгляд на собственный обруч.

— Шаг третий, — воскликнул Двукрест, — выполняется только по моей команде: вы поворачиваетесь на месте, нащупывая путь в ничто, перемещаясь неспешно! Итак, по моей команде — раз...

Гарри снова огляделся — на лицах многих учеников появился испуг, большинство были явно смущены тем, что трансгрессировать их попросили так скоро.

— ..два...

Гарри снова попытался сосредоточить все мысли на обруче. Он, правда, уже забыл, что обозначают эти три «Н».

— ...ТРИ!

Гарри закружился на месте, потерял равновесие и чуть не упал. По всему залу учеников начало мотать из стороны в сторону; Невилл так и вовсе уже лежал на спине; Эрни Макмиллан, напротив, совершив некое подобие пируэта, приземлился внутри своего обруча и пришел в полный восторг, но тут же заметил, что Дин Томас, глядя на него, помирает со смеху.

— Пустяки, пустяки, — сухо сказал Двукрест, ничего другого он, похоже, и не ожидал. — Поправьте, пожалуйста, обручи и вернитесь на исходные позиции...

Вторая попытка оказалась не лучше первой. Третья тоже. Кое-что интересное произошло лишь во время четвертой. Раздался мучительный вопль, все в ужасе обернулись и увидели, что Сьюзен Боунс из Пуффендуя покачивается в центре своего обруча, между тем как ее левая нога так и стоит футах в пяти сзади, на исходной позиции.

Деканы бросились к Сьюзен, послышался громкий хлопок, в воздух взвился клуб лилового дыма, а когда дым рассеялся, все увидели рьщаюшую Сьюзен — нога к ней вернулась, но выглядела Сьюзен до смерти перепуганной.

— Так называемый «расщеп», или отделение тех или иных частей тела, — бесстрастно сообщил Уил-ки Двукрест, — происходит при недостаточной настойчивости сознания. Вам следует оставаться неизменно нацеленными на нужное место и двигаться с неспешностью... Вот так

Двукрест шагнул вперед, раскинул руки, изящно повернулся на месте и исчез в завихрениях своей мантии, тут же появившись у дальней стены зала.

— Помните о трех «Н», — сказал он, — и попробуйте еще раз... Один... два... три...

Однако и час спустя «расщеп» Сьюзен так и остался самым занимательным из всего урока. Двукреста это не обескуражило. Застегивая на горле мантию, он сказал:

— До встречи в следующую субботу, и не забывайте: Нацеленность. Настойчивость. Неспешность.

После чего взмахнул палочкой, убирая обручи, и в сопровождении профессора Макгонагалл покинул Большой зал. Шестикурсники загомонили, все сразу, и тоже двинулись к вестибюлю.

— Ну, как ты? — спросил Рон, поспешивший присоединиться к Гарри. — Я вроде бы что-то почувствовал при последней попытке — такое покалывание в ногах.

— Наверное, тебе просто кроссовки маловаты, Бон-Бон, — произнес голос за их спинами, и мимо, самодовольно ухмыляясь, проследовала Гермиона.

— А я ничего не почувствовал, — словно не заметив ее, сказал Гарри. — Хотя меня сейчас не это волнует...

— Что значит «не это»? Разве ты не хочешь научиться трансгрессировать? — недоуменно спросил Рон.

— Вообще-то не так уж меня это и привлекает. Я предпочитаю летать, — ответил Гарри. Он оглянулся, пытаясь понять, где Малфой, а выйдя в вестибюль, прибавил шагу. — Слушай, давай поторопимся, мне нужно кое-что проверить...

Озадаченный Рон чуть ли не бегом последовал за Гарри в башню Гриффиндора. На пятом этаже их задержал Пивз — он перекрыл дверь и объявил, что пропустит лишь тех, кто подпалит на себе штаны. Гарри с Роном попросту повернули назад и воспользовались одним из хорошо знакомых коротких путей. Через пять минут оба уже миновали проем в портрете.

— Так скажешь ты мне, в чем дело, или не скажешь? — спросил немного запыхавшийся Рон.

— Пойдем, пойдем, — отозвался Гарри, пересекая гостиную и направляясь к лестнице, ведущей к спальням мальчиков.

Как и надеялся Гарри, их спальня была пуста. Он открыл свой чемодан и начал рыться в нем, Рон нетерпеливо за ним наблюдал.

— Гарри...

— Малфой использует Крэбба и Гойла как сторожей. Он только что ругался из-за этого с Крэббом. И я хочу знать... Ага!

Он нашел, что искал, — сложенный квадратом чистый с виду кусок пергамента; развернув его, Гарри стукнул по пергаменту волшебной палочкой:

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость... в отличие от Малфоя.

На пергаменте сразу же появилась Карта Мародеров с подробным планом всех этажей, по которым двигались черные точки с именами обитателей замка.

— Помоги найти Малфоя, — попросил Гарри.

Он расстелил карту на своей кровати и вместе с Роном склонился над ней, отыскивая нужную точку.

— Вот! — примерно через минуту сказал Рон. — Он в общей гостиной Слизерина... а с ним Паркин-сон, Забини, Крэбб и Гойл...

Гарри, взглянув на карту, ощутил разочарование, однако почти мгновенно справился с ним.

— Ладно, с этого дня буду за ним присматривать, — решительно заявил он. — И как только увижу, что он где-то прячется, выставив в охранение Крэбба и Гойла, тут же влезу в мантию-невидимку и выясню, чем он...

Гарри замолчал — распространяя сильный запах горелого тряпья, в спальню вошел Невилл и тут же полез в свой чемодан за целыми брюками.

Как ни хотелось Гарри изловить Малфоя, в следующие две недели удача ни разу ему не улыбнулась. Он то и дело справлялся с картой, иногда, чтобы взглянуть на нее, без нужды заскакивал на переменах в туалет, но ни в каких подозрительных местах Малфоя ни разу не увидел. Он замечал Крэбба и Гойла, в одиночку расхаживающих по замку — теперь они делали это чаще обычного, временами подолгу простаивая в пустынных коридорах, — но Малфоя не только не было рядом с ними, его вообще невозможно было найти в замке. Что и составляло самую большую загадку. Гарри подумывал, не покидает ли Малфой территорию замка, но совершенно не мог представить, как ему это удается, особенно при тех усиленных мерах безопасности, что были теперь приняты в Хогвартсе. Оставалось только предположить, что Малфой просто-напросто теряется из виду среди сотен ползающих по карте черных точек. А то, что прежде неразлучные Малфой, Крэбб и Гойл разгуливают поодиночке, так это случается с людьми, когда они взрослеют. «Рон с Гер-мионой, — сокрушенно думал Гарри, — живое тому доказательство».

Близился март, а в погоде особых перемен не замечалось, разве что она стала не только сырой, но и ветреной. К общей досаде, во всех гостиных появилось извещение, что следующая вылазка в Хогс-мид отменяется. Особенно разозлился Рон.

— Это же мой день рождения! — восклицал он. — Я так его ждал!

— Не такой уж и сюрприз, — сказал Гарри. — Особенно после того, что стряслось с Кэти.

Из больницы святого Мунго она все еще не возвратилась. Больше того, «Ежедневный пророк» сообщал о новых исчезновениях — среди пропавших было и несколько родственников тех, кто учился в Хогвартсе.

— И все, чего нам осталось ждать, это дурацкие уроки трансгрессии! — сварливо произнес Рон. — Веселенький получится день рождения...

Что касается трансгрессии, прошло уже три урока, а трудностей не убавилось, хотя число учеников, ухитрившихся расщепиться, и возросло. Многие начали терять веру в себя, проникаясь к Уилки Двукресту с его тремя «Н» недобрыми чувствами. За ним уже закрепилось несколько прозвищ, самыми пристойными из которых были «Недотыкомка» и «Навозная башка».

— С днем рождения, Рон! — сказал Гарри, когда Симус и Дин, шумно покинувшие спальню, направляясь на завтрак, разбудили их в первый день марта. — Держи подарок.

И он забросил на кровать Рона сверток, присоединившийся к горке других, доставленных, как сообразил Гарри, ночью домовыми эльфами.

— Здорово! — сонно откликнулся Рон.

Пока он надрывал оберточную бумагу, Гарри выбрался из постели, открыл чемодан и принялся копаться в нем в поисках Карты Мародеров, которую прятал туда после каждого использования. Он перерыл половину чемодана, прежде чем нашел ее под перекрученными носками, в одном из которых так и лежал пузырек с зельем удачи «Феликс Фелицис».

— Вот она, — пробормотал Гарри и, вернувшись с картой в постель, пристукнул по ней палочкой и негромко, чтобы не услышал Невилл, как раз проходивший мимо изножья его кровати, сказал: — Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость...

— Отлично! — восторженно воскликнул Рон, взмахнув парой подаренных Гарри вратарских перчаток.

— Да чего там, — рассеянно ответил Гарри, оглядывая спальню Слизерина, в которой стояла кровать Малфоя. — Ишь ты... а в постели-то его нет...

Рон не ответил. Он был слишком занят — разворачивал подарки, время от времени радостно вскрикивая.

— Богатый в этом году улов! — объявил он, поднимая повыше золотые часы с вырезанными по их ободу странными символами и с крошечными движущимися звездами вместо стрелок. — Смотри, что подарили мне мама с папой. Ух ты, а через год меня еще и совершеннолетие ждет...

— Блеск, — пробормотал Гарри, бросая быстрый взгляд на часы и снова утыкаясь в карту. Где же Малфой? За слизеринским столом в Большом зале его среди завтракающих однокурсников нет... Поблизости от Снегга, сидящего у себя в кабинете, тоже... Ни в туалетах, ни в больничном крыле...

— Хочешь? — невнятно осведомился Рон, протягивая ему коробку «Шоколадных котелков».

— Нет, спасибо, — отрываясь от карты, ответил Гарри. — Знаешь, Малфой опять исчез.

— Куда это он запропастился? — Засовывая в рот второй «Шоколадный котелок», Рон выбрался из постели, чтобы одеться. — Слушай, если ты не поторопишься, придется заниматься трансгрессией на пустой желудок... Хотя, может, так оно и легче будет.

Рон задумчиво глянул на коробку с конфетами, пожал плечами и отправил в рот третью.

Гарри стукнул по карте волшебной палочкой, пробормотал: «Славная вышла шалость», — хоть это и было неправдой, и, напряженно размышляя, начал одеваться. Какое-то объяснение периодических исчезновений Малфоя наверняка есть, просто ему никак не удается до этого объяснения додуматься. Лучший способ все выяснить — проследить за Малфоем, но даже при наличии мантии-невидимки практичным его назвать нельзя. Уроки, тренировки по квиддичу домашние задания, трансгрессия — не мог он целыми днями таскаться за Малфоем по школе и надеяться, что его отсутствие останется незамеченным.

— Готов? — спросил он Рона.

Гарри прошел уже половину пути до двери спальни, когда сообразил вдруг, что Рон не сдвинулся с места, но так и стоит, прислонясь к столбику кровати и глядя на залитое дождем окно, причем на лице Рона застыло странное, отсутствующее выражение.

— Рон! Завтракать!

— Я не голоден.

Гарри вытаращил глаза:

— Разве ты не сказал?..

— Да ладно, ладно, пойду, — вздохнул Рон, — но есть мне все равно не хочется.

Гарри с подозрением оглядел его.

— Конечно, ты же только что полкоробки «Шоколадных котелков» слопал.

— Не в этом дело. — Рон снова вздохнул. — Ты... ты не поймешь.

— Что верно, то верно, — все еще недоумевая, сказал Гарри и повернулся к двери.

— Гарри! — вдруг окликнул его Рон.

— Что?

— Гарри, я этого не вынесу!

— Чего не вынесешь? — Гарри понемногу охватывала настоящая тревога. Рон побледнел и вообще выглядел так, словно его, того и гляди, стошнит.

— Я все время думаю о ней! — хрипло сообщил Рон.

Гарри разинул рот. Вот уж чего он не ожидал, да и слышать определенно не хотел. Разумеется, они друзья, но если Рон начнет называть Лаванду «Лав-Лав», придется его осадить.

— А почему тебе это мешает позавтракать? — полюбопытствовал Гарри, стараясь придать происходящему хотя бы оттенок разумности.

— Я думаю, она даже не догадывается о моем существовании, — сказал Рон, в отчаянии взмахнув рукой.

— Еще как догадывается, — ответил окончательно сбитый с толку Гарри. — Вы же с ней все время обнимаетесь, разве нет?

Рон заморгал:

— О ком ты говоришь?

— А ты-то о ком говоришь? — допытывался Гарри, все острее ощущая, что разговор их утрачивает даже подобие осмысленности.

— О Ромильде Вейн, — негромко ответил Рон, и все лицо его осветилось, точно озаренное солнцем.

Они смотрели друг на друга почти целую минуту, прежде чем Гарри произнес:

— Это шутка такая, да? Ты шутишь.

— Я думаю... Гарри, по-моему, я люблю ее, — сдавленным голосом ответил Рон.

— Ладно. — Гарри подошел к Рону, чтобы получше вглядеться в его остекленевшие глаза и мертвенно-бледное лицо. — Ладно... повтори это еще раз, только лицо сделай серьезное.

— Я люблю ее, — чуть слышно повторил Рон. — Ты видел, какие у нее волосы, черные, блестящие, шелковые... А глаза? Эти большие темные глаза. И ее...

— Все это очень смешно и так далее, — нетерпеливо сказал Гарри, — однако кончай шутить, хорошо?

Он повернулся, собираясь покинуть спальню, и даже успел сделать два шага к двери, когда получил сокрушительный удар в правое ухо. Он пошатнулся, оглянулся назад. Рон опять заносил кулак, лицо его кривилось от гнева — миг, и он двинет Гарри еще раз.

Реакция Гарри была инстинктивной — его волшебная палочка выпорхнула из кармана, в голове словно само собой возникло заклинание Левикорпус!

Рон завопил, его ступни мгновенно взлетели вверх, и он беспомощно замер в воздухе вниз головой, со свисающей по сторонам от нее мантией.

— За что? — взревел Гарри.

— Ты оскорбил ее, Гарри! Ты сказал, что все это смешно! — закричал Рон; по мере того как кровь приливала к голове, лицо его приобретало багровый оттенок

— С ума сойти! — буркнул Гарри. — Да что на тебя...

Но тут на глаза ему попалась лежащая на кровати Рона открытая коробка, и истина обрушилась на Гарри с силой притопнувшей ноги тролля.

— Откуда взялись «Шоколадные котелки»?

— Мне их на день рождения подарили! — гаркнул Рон, медленно вращаясь в попытках освободиться. — Я и тебе одну предлагал, помнишь?

— Ты подобрал коробку с пола, так?

— Ну и что, она просто с кровати свалилась. Отпусти меня!

— Она не свалилась с кровати, понял, тупица? Это мои конфеты, я выложил их из чемодана, когда искал Карту Мародеров. Мне их Ромильда Вейн на Рождество поДарила, и они пропитаны приворотным зельем!

Однако до сознания Рона дошло, похоже, только одно слово.

— Ромильда? — повторил он. — Ты сказал, Ромильда? Гарри, так ты с ней знаком? Ты можешь меня представить?

Гарри смотрел на болтающегося в воздухе Рона, лицо которого озаряла великая надежда, и боролся с желанием расхохотаться. Какой-то части его — ближайшей к гудящему уху — очень нравилась мысль отпустить Рона и посмотреть, как тот будет ошалело носиться по школе, пока не кончится действие любовного напитка... Но с другой стороны, они как-никак друзья. Рон, когда набросился на него, был не в себе, и Гарри считал, что, позволив другу объявить всей школе о своей вечной любви к Ромильде Вейн, он вполне заслужил бы еще одну оплеуху.

— Хорошо, я тебя представлю, — лихорадочно соображая, пообещал он. — Сейчас я спущу тебя вниз, идет?

Он позволил Рону брякнуться на пол (ухо все-таки болело, и сильно), но тот, улыбаясь, мигом поднялся на ноги.

— Она придет сегодня в кабинет Слизнорта, — уверенно сообщил Гарри, первым шагнув к двери.

— А зачем? — нагоняя его, обеспокоенно спросил Рон.

— Ну, она берет у него дополнительные уроки, — наобум ответил Гарри.

— Так, может, попросить, чтобы он их нам обоим давал? — с жаром воскликнул Рон.

— Роскошная мысль, — согласился Гарри.

У дыры в портрете их поджидала Лаванда — этого осложнения Гарри не предугадал.

— Опаздываешь, Бон-Бон. — Она надула губки. — Я принесла тебе подарок на...

— Отвали, — досадливо ответил Рон. — Гарри хочет познакомить меня с Ромильдой Вейн.

И, не сказав больше ни слова, полез в портрет. Гарри попытался придать лицу извиняющееся выражение, но, по-видимому, оно получилось ехидным — когда Полная Дама закрывала за ними проход, Лаванда выглядела еще более обиженной.

Гарри немного тревожила мысль, что Слизнорт сидит сейчас за завтраком, однако едва он стукнул в дверь, как профессор открыл ее — с еще затуманенными сном глазами, в зеленом бархатном халате и подобранном в тон ему ночном колпаке.

— Гарри, — пробормотал он. — Какой ранний визит... По субботам я обыкновенно сплю допоздна.

— Простите, что побеспокоил, профессор, — почти шепотом сказал Гарри. Рон между тем привстал на цыпочки, стараясь заглянуть в кабинет Слизнорта, — но мой друг, Рон, по ошибке проглотил любовный напиток Пожалуйста, не могли бы вы приготовить для него противоядие? Я бы отвел его к мадам Помфри, но никаких средств от того, чем торгуют во «Всевозможных волшебных вредилках» близнецов Уизли, в школе, скорее всего, нет и, ну вы понимаете... неприятные вопросы...

— Я думаю, Гарри, вы с вашим знанием зелий могли бы и сами приготовить для друга лекарство, разве не так? — спросил Слизнорт.

— Э-э, — промямлил Гарри (Рон мешал ему думать, подпихивая локтем в ребра и проталкивая в кабинет), — видите ли, сэр, противоядия от приворотного зелья я еще никогда не готовил, а пока я с ним управлюсь, Рон может наделать больших глупостей...

К счастью, Рон выбрал именно этот момент, чтобы простонать:

— Ее не видно, Гарри. Он ее прячет?

— Срок годности у этого зелья не вышел? — поинтересовался Слизнорт, глядя теперь на Рона с профессиональным интересом. — Знаете, чем дольше их хранишь, тем крепче они становятся.

— Это многое объяснило бы, — пропыхтел Гарри, которому приходилось уже бороться с Роном, чтобы тот не сбил Слизнорта с ног. И на всякий случай прибавил: — У него сегодня день рождения, профессор.

— О, замечательно, ну-те-с, тогда входите, входите, — смилостивился Слизнорт. — Если в моем саквояже отыщется все необходимое, приготовить противоядие не составит никакого труда...

Рон ворвался в жарко натопленный, переполненный мебелью кабинет Слизнорта, споткнулся об украшенную кисточками скамейку для ног, обхватил Гарри за шею, чтобы удержать равновесие, и пролепетал:

— Она не видела этого, нет?

— Она еще не пришла, — ответил Гарри, наблюдая за тем, как профессор, открыв саквояж со снадобьями, всыпает по щепотке того и сего в хрустальный флакончик

— Вот и хорошо, — пылко промолвил Рон. — Как я выгляжу?

Очень красиво, — ласково сказал Слизнорт, вручая Рону стакан с прозрачной жидкостью. — А теперь выпейте — это средство тонизирует нервы, оно поможет вам сохранить спокойствие при ее появлении.

— Отлично, — нетерпеливо пробормотал Рон и залпом проглотил противоядие.

Гарри и Слизнорт наблюдали за ним. Мгновение Рон смотрел на них с лучезарной улыбкой. Затем, медленно-медленно, улыбка угасла, сменившись выражением крайнего ужаса.

— Ну что, опять в здравой памяти? — улыбнулся Гарри. Слизнорт хихикнул. — Огромное спасибо, профессор.

— Не о чем говорить, мой мальчик, не о чем говорить, — сказал Слизнорт, когда Рон с совершенно подавленным видом плюхнулся в кресло. — Все, что ему требуется, это немного встряхнуться, — продолжал Слизнорт, уже суетясь у заставленного бутылками стола. — У меня есть сливочное пиво, вино, есть последняя бутылочка выдержанной в дубовой бочке медовухи... хм-м... Я хотел подарить ее на Рождество Дамблдору... Ну да ладно, — Слизнорт пожал плечами, — чего не имел, по тому не горюешь! Почему бы нам не откупорить ее и не отметить день рождения мистера Уизли? Ничто так не умеряет муки несостоявшейся любви, как изысканное вино...

Он снова фыркнул, и Гарри тоже усмехнулся. Впервые со времени катастрофической попытки вытянуть из Слизнорта его подлинные воспоминания Гарри оказался с ним почти наедине. Возможно, если удастся продержать профессора в благо-душном настроении... если они как следуют накачаются выдержанной в дубе медовухой...

— Ну-те-с, — произнес Слизнорт, вручая ему и Рону по бокалу медовухи, и поднял повыше свой собственный. — За день вашего рождения, Ральф...

— Рон, — прошептал Гарри.

Но Рон, видимо, не услышав тоста, поднес бокал к губам и осушил его.

Миновала всего секунда, один лишь удар сердц_аа Гарри уже понял — произошло что-то ужасное, хоть Слизнорт, судя по всему, этого и не заметил.

— ...и пусть вам еще выпадет многое множество..

— Рон!

Рон уронил бокал, наполовину привстал из кресла, но рухнул обратно, руки и ноги его начали неукротимо подергиваться. На губах Рона выступила пена, глаза вылезли из орбит.

— Профессор! — взмолился Гарри. — Сделайте что-нибудь!

Но Слизнорта, по-видимому, парализовал ужас. Рон дергался и давился, кожа его приобретала синюшный оттенок

— Но... что... — лепетал Слизнорт.

Гарри перескочил через низкий столик, метнулся к так и оставленному Слизнортом открытым саквояжу со снадобьями и принялся выкидывать оттуда баночки и мешочки, а за его спиной комнату наполняли жуткие звуки булькающего дыхания Рона. И наконец нашел, что искал, — сморщенный, похожий на почку камушек, который Слизнорт забрал у него на уроке зельеварения.

Он подлетел к Рону, с трудом разжал ему челюсти и засунул безоар в рот друга. Страшная дрожь пробила Рона, он с силой глотнул воздух, а затем тело его обмякло и застыло.

Глава 19 ЭЛЬФИЙСКАЯ АГЕНТУРА

— Выходит, день рождения получился у Рона не из лучших? — спросил Фред.

Был уже вечер, в больничном крыле стояла тишина — окна занавешены, зажжены лампы. Только одна койка и была здесь занята — Роном. Гарри, Гермиона и Джинни сидели вокруг нее, они провели весь день, ожидая снаружи, у двойных дверей, пытаясь заглянуть в них всякий раз, как кто-то входил в палату или выходил из нее. Внутрь мадам Помфри впустила их лишь в восемь часов вечера. Фред с Джорджем появились минут десять спустя.

— Да, совсем не так надеялись мы вручить ему наш подарок, — хмуро сказал Джордж, пристраивая на шкафчик рядом с койкой Рона большой сверток

— Что верно, то верно. Когда мы рисовали себе эту сцену, Рон был в ней живым-здоровым, — согласился Фред.

— Сидели себе в Хогсмиде, ждали случая удивить его... — продолжал Джордж

— Вы были в Хогсмиде? — поднимая на них взгляд, спросила Джинни.

— Думали купить «Зонко», — мрачно ответил Фред. — Ну, знаешь, хогсмидский магазин волшебных шуток... Хотя какой теперь в этом смысл, если вас больше туда не отпускают по уикендам и покупать вы у нас все равно ничего не можете... Да что сейчас об этом говорить!

Он пододвинул свой стул поближе к Гарри, вгляделся в бледное лицо Рона.

— Как же все это произошло, Гарри?

Гарри пересказал ему историю, которую уже раз сто, как ему казалось, рассказывал Дамблдору, Макгонагалл, мадам Помфри, Гермионе и Джинни.

— Тут я засунул ему в рот безоар, дыхание выровнялось, Слизнорт побежал за помощью, появились Макгонагалл с мадам Помфри, они его сюда и притащили. Говорят, все обойдется. Мадам Помфри сказала, что Рону придется полежать здесь примерно неделю, настой руты попить...

— Господи, какое счастье, что ты вспомнил о безо-аре, — негромко сказал Джордж.

— Счастье, что он там оказался, — отозвался Гарри, которого каждый раз пробирала дрожь при мысли о том, что могло бы случиться, не найди он камушек.

Гермиона почти неслышно шмыгнула носом. Весь этот день она была необычайно тиха. Прилетев с белым лицом к больничному крылу и поймав Гарри, она потребовала, чтобы он рассказал ей о случившемся, но затем в нескончаемых разговорах Гарри и Джинни о том, как был отравлен Рон, почти не участвовала, просто стояла рядом с ними, испуганная, со стиснутыми зубами, пока их всех наконец не впустили в палату.

— Мама с папой знают? — спросил у Джинни Фред.

— Они его уже повидали, появились здесь час назад. Теперь сидят у Дамблдора, но скоро вернутся.

Все помолчали, глядя на Рона, забормотавшего что-то во сне.

— Выходит, яд был в вине? — негромко спросил Фред.

— Да, — сразу ответил Гарри. Он не мог думать ни о чем другом и рад был возможности обсудить все снова. — Слизнорт разлил его и...

— А он не мог подсыпать что-нибудь в бокал Рона — так чтобы ты не заметил?

— Наверное, мог, — ответил Гарри, — да только зачем Слизнорту травить Рона?

— Понятия не имею, — нахмурившись, сказал Фред. — Ты не думаешь, что он просто перепутал бокалы? А отравить собирался тебя?

— А Гарри Слизнорту зачем травить? — спросила Джинни.

— Не знаю, — сказал Фред, — но желающих отравить Гарри сейчас, наверное, немало, ведь так? Избранный и так далее.

— Ты думаешь, Слизнорт — Пожиратель смерти? — спросила Джинни.

— Все может быть, — мрачно ответил Фред.

— На него могли наложить заклятие Империус, — сказал Джордж.

— А может, он тут и вовсе ни при чем, — заметила Джинни. — Яд мог оказаться в бутылке, и тогда он, скорее всего, предназначался для самого Слизнорта.

— Да кому это нужно — Слизнорта убивать?

— Дамблдор считает, что Волан-де-Морт хотел привлечь Слизнорта на свою сторону, — проговорил Гарри. — До того как перебраться в Хогвартс, Слизнорт целый год скрывался. И... — Он подумал о воспоминаниях, которые Дамблдору так и не удалось вытянуть из Слизнорта, — и, может быть, Волан-де-Морт хочет убрать его с дороги, может быть, он думает, что Слизнорт способен оказаться полезным Дамблдору.

— Но ты же сказал, что Слизнорт собирался подарить эту бутылку Дамблдору на Рождество, — _На_ помнила ему Джинни. — И значит, отравитель вполне мог нацелиться на Дамблдора.

— В таком случае отравитель плохо знает Слизнорта, — сказала Гермиона, впервые за несколько часов открывая рот; голос ее звучал так, словно она сильно простужена. — Всякий, кто знает его, знает и то, что такую вкуснятину он, скорее всего, оставит себе.

— Ер-ми-наа, — неожиданно прохрипел Рон. Все мгновенно умолкли, с тревогой глядя на него,

однако Рон, неразборчиво побормотав, просто-напросто захрапел.

Дверь палаты распахнулась, заставив всех, кто сидел в ней, подпрыгнуть: к ним широким шагом приближался Хагрид — волосы спрыснуты дождем, полы длинной бобровой шубы хлопают его сзади по ногам, в руке арбалет. Хагрид оставлял за собой цепочку грязных следов, и каждый был размером с дельфина.

— Целый день в Лесу проторчал! — отдуваясь, сообщил он. — Арагогу хуже стало, я ему книжку читал. Потом, думаю, дай-ка все-таки пообедаю, тут профессор Стебль мне про Рона и сказала! Как он?

— Неплохо, — ответил Гарри. — Говорят, все обойдется.

— Не больше шести посетителей одновременно! — выскакивая из своего кабинета, провозгласила мадам Помфри.

— Хагрид как раз шестой, — заметил Джордж.

— А... ну да... — сказала мадам Помфри, похоже, считавшая Хагрида — по причине его роста — за нескольких человек сразу. Чтобы скрыть замешательство, она торопливо вытащила волшебную палочку и устранила оставленные лесничим грязные следы.

Ну прям не верится, — хрипло сказал Хагрид, глядя на Рона и покачивая огромной косматой головой. — Не верится, и все тут... Вы только гляньте, лежит здесь... Кто ж это ему зла-то пожелал, а?

— Об этом у нас и шел сейчас разговор, — ответил Гарри. — Мы не знаем.

— Может, кто против гриффиндорской команды по квиддичу зуб отрастил? — встревоженно спросил Хагрид. — Сперва Кэти, нынче Рон...

— Не могу себе представить человека, которому пришло бы в голову перебить всю команду, — сказал Джордж

— Вуд, если бы знал, что это сойдет ему с рук, точно мог укокошить всех слизеринцев до единого, — справедливости ради отметил Фред.

— Ну, насчет квиддича я не уверена, а вот связь между этими покушениями, по-моему, существует, тихо сказала Гермиона.

— Это какая же? — спросил Фред.

— Во-первых, оба предполагали смертельный исход, до которого дело не дошло только благодаря чистой случайности. А во-вторых, ни яд, ни ожерелье так и не попали к тому, для кого они предназначались. Конечно, — задумчиво прибавила Гермиона, — это делает тех, кто стоит за покушениями, еще более опасными. Им, судя по всему, безразлично, сколько людей они прикончат, пока не доберутся до своей настоящей жертвы.

Прежде чем кто-либо успел отреагировать на это зловещее заявление, двери опять распахнулись и в палату торопливо вошли мистер и миссис Уизли. При первом посещении Рона они успели только увериться, что он поправится, теперь же миссис Уизли подошла к Гарри и крепко обняла его.— Дамблдор рассказал нам про безоар, про то, ты спас Рона, — с трудом сдерживая рыдания,

пролепетала она. — Ах, Гарри, ну что тут скажешь?

Ты спас Джинни... спас Артура... а теперь спас и Рона...

— Да нет, я же не... — смущенно пробормотал Гарри.

— Если подумать, так половина нашей семьи обязана тебе жизнью, — придушенным голосом произнесла миссис Уизли. — Я могу сказать только одно: день, когда Рон надумал занять в «Хогвартс-экспрес-се» одно купе с тобой, был счастливым для нас днем, Гарри.

Придумать ответ на эти слова Гарри не удалось, он почти обрадовался, когда мадам Помфри снова напомнила, что больше шести посетителей к Рону не допускается. Гарри и Гермиона сразу же встали, намереваясь уйти, да и Хагрид решил составить им компанию — пусть с Роном побудут родные.

— Страшное дело, — пророкотал в бороду лесничий, когда они втроем направились по коридору к мраморной лестнице. — Столько всякой новой охраны, а детишек все едино губят... Дамблдор прямо болен от беспокойства. Он об этом молчок, но я же вижу...

— У него никаких идей на этот счет нет, а, Хагрид? — с отчаянием в голосе спросила Гермиона.

— Идей у него штук сто, при его-то мозгах, — ответил преданный Хагрид. — Да только не знает он, кто эти бусы прислал, кто вино отравил, а то бы давно уж их переловил. Меня ведь что беспокоит, — он понизил голос и оглянулся (Гарри на всякий случай проверил, не затаился ли где-нибудь на потолке Пивз), — если тут на детишек охота пошла, так долго ли сам Хогвартс открытым останется? Опять как с Тайной комнатой, верно? Паника поднимется, родители станут детишек из школы забирать, а там и опомниться не успеешь, как попечители... — Хагрид умолк — мимо них невозмутимо проплыл призрак длинноволосой дамы, — а потом снова хрипло зашептал: — Как попечители начнут поговаривать, чтобы прикрыть нас насовсем.

— Неужели это возможно? — встревожилась Гермиона.

— А ты посмотри их глазами, — с горечью ответил Хагрид. — Посылать детишек в Хогвартс всегда было дело рискованное, так? Запираешь в одном месте сотни колдунов-недоростков, так уж жди всяких несчастных случаев. Да только когда их поубивать норовят, это совсем другая история. Чего ж удивляться, что Дамблдор так осерчал на Сне...

Хагрид замер на месте, и на лице его над спутанной черной бородой появилось знакомое виноватое выражение.

— Что? — быстро спросил Гарри. — Дамблдор рассердился на Снегга?

— Я так не говорил, — ответил Хагрид, но его испуганный вид выдавал беднягу с головой. — Ба, времени-то сколько, к полуночи, мне бы надо...

— Хагрид, почему Дамблдор рассердился на Снегга? — громко спросил Гарри.

— Чш-ш-ш! — нервно и сердито откликнулся Хагрид. — Не горлань так, Гарри, ты же не хочешь, чтобы меня с работы погнали? Хотя тебе, может, и все едино, тебя ж теперь уход за маги...

— Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? Ну так ничего у тебя не выйдет, — твердо сказал Гарри. — Что натворил Снегг?

— Да не знаю я, Гарри, мне вообще их слушать не полагалось! Вышел я вчера вечером из Леса, слышу, разговаривают... ну это, спорят. Я им на глаза попадаться не хотел и вроде как пошел себе потихоньку, старался не слушать, да только они... ну, в общем, горячились, а уши-то не заткнешь.

— И что? — поторопил Гарри виновато перебиравшего огромными ступнями Хагрида.

— Я просто слышал, как Снегг сказал: мол, Дамблдору много чего кажется само собой разумеющимся, а ему, Снеггу то есть, может, больше этого делать неохота...

— Делать что?

— Не знаю я, Гарри, вроде как Снеггу показалось, будто он малость перетрудился, вот и все. Да только Дамблдор ему прямо сказал, что он, дескать, сам вызвался, так что тут и толковать не о чем. Строго так сказал. А после добавил что-то насчет расследований, которые Снегг у себя в Слизерине ведет. Так тут же ничего странного и нет! — торопливо добавил Хагрид, увидев, как Гарри и Гермиона обменялись многозначительными взглядами. — Всем деканам велено было порасспросить своих насчет тех бус...

— Да, но ни с кем другим из них Дамблдор не ссорился, так? — сказал Гарри.

— Погоди. — Вконец смущенный Хагрид принялся вертеть в руках арбалет. Раздался громкий треск, арбалет разломился надвое. — Я знаю, что ты про Снегга думаешь, Гарри, да только не стоит видеть в этом больше, чем там есть.

— Осторожно! — коротко предупредила Гермиона.

Они обернулись как раз вовремя: на стене за ними вырастала тень Аргуса Филча, а следом из-за угла появился и он сам, сгорбленный, лязгающий от радостного предвкушения зубами.

— Ага! — запыхтел он. — Час поздний, а вы не спите, насидитесь теперь в школе после уроков!

— А вот и нет, — оборвал его Хагрид. — Они же со мной.

— Мне-то какая разница? — вызывающе поинтересовался Филч.

— Я, черт дери, учитель, разве нет, сквиб ты ползучий! — мгновенно вспыхнув, рявкнул Хагрид.

Послышалось отвратительное шипение — это филч раздувался от гнева; тут же появилась Миссис Норрис и принялась тереться о его костлявые лодыжки.

— Топайте отсюда, — краем рта сказал Хагрид.

Дважды просить не пришлось — Гарри с Гермио-ной ударились в бегство, слушая эхом отдававшиеся за их спинами громкие голоса Хагрида и Филча. Когда они свернули к башне Гриффиндора, навстречу им попался Пивз, радостно летевший к источнику криков, хихикая и скандируя:

Если где повздорят люди,

Кликни Пивза — драка будет!

Полная Дама уже похрапывала и нисколько не обрадовалась, когда ее разбудили, но все же, поворчав, отступила в сторону, позволив Гермионе и Гарри протиснуться в благодать тихой, пустой гостиной. Судя по всему, о случившемся с Роном знали пока не многие. Гарри почувствовал облегчение — расспросов ему на сегодня уже хватило. Гермиона, пожелав Гарри спокойной ночи, направилась к спальням девочек. Он же остался в гостиной, сидел у камина, глядя на потухающие угли.

Итак, Дамблдор повздорил со Снеггом. Несмотря на все, что он сказал Гарри, несмотря на заявления, что Снеггу он доверяет полностью, Дамблдор, разговаривая со Снеггом, вышел из себя, решил, что тот прилагает недостаточно усилий, расследуя деятельность неких слизеринцев... Или только одного - Малфоя?

Может быть, Дамблдор сделал вид, будто подозрения Гарри кажутся ему пустыми, опасаясь, что Гарри наделает глупостей, попробует взять все в свои руки? Не исключено и другое — Дамблдор не хотел, чтобы Гарри отвлекался от их уроков, от попыток вытянуть из Слизнорта воспоминания. А возможно, не считал правильным делиться с шестнадцатилетним своими подозрениями в отношении подчиненного...

— Ну вот и ты, Поттер!

Гарри испуганно вскочил на ноги, держа наготове волшебную палочку. Он был совершенно уверен, что в гостиной нет ни души, и не ожидал, что из дальнего кресла поднимется кто-то огромный. Впрочем, вглядевшись попристальнее, он понял, что перед ним Маклагген.

— Я ждал твоего возвращения, — сказал Маклагген, не обращая внимания на палочку Гарри. — Заснул, наверное. Слушай, я видел утром, как Уизли волокли в больницу. Похоже, к назначенной на следующую неделю игре он не поправится.

Гарри потребовалось не одно мгновение, чтобы понять, о чем идет речь.

— А... ну да... квиддич, — протянул он, засовывая палочку за пояс джинсов и устало проводя рукой по волосам. — Да, к игре он может не поспеть.

— Ну тогда я смогу встать на ворота, правильно? — спросил Маклагген.

— Да, — ответил Гарри. — Да, пожалуй...

Возразить на это ему было нечего, в конце концов во время отборочных испытаний Маклагген показал второй результат.

— Отлично, — обрадовался Маклагген. — Так когда тренировка?

— Что? А, завтра вечером.

— Хорошо. Послушай, Поттер, нам стоило бы поговорить еще до нее. У меня есть кой-какие соображения насчет стратегии, может, ты сочтешь их полезными.

— Ладно, — без всякого энтузиазма согласился Гарри. — Только давай ты мне о них завтра расскажешь. Видишь ли... я что-то устал сегодня...

Назавтра по школе разлетелась новость об отравлении Рона, но шума, подобного тому, что поднялся после покушения на Кэти, она не наделала. Похоже, все сочли это несчастным случаем, к тому же во время отравления Рон находился в кабинете преподавателя зельеварения, противоядие получил сразу, а значит, не особенно и пострадал. На деле гриффиндорцев куда больше интересовала предстоящая игра с Пуффендуем, многим хотелось увидеть, как Захария Смит, игравший у пуффендуйцев охотником, будет наказан за высказывания, которые он позволил себе во время первого матча со слизеринцами.

Между тем Гарри квиддич интересовал как никогда мало. Мысли о Драко Малфое быстро превращались у него в подобие мании. Справляясь при всякой возможности с Картой Мародеров, он время от времени делал по замку крюк, заглядывая туда, где находился Малфой, но ни за какими необычными занятиями застать его так и не смог. И при этом Малфой продолжал необъяснимым образом исчезать с карты.

Впрочем, времени на то, чтобы вплотную заняться этой загадкой, у Гарри не было — мешали тренировки, домашние задания, да еще то обстоятельство, что теперь, куда бы он ни направлялся, за ним неотступно следовали Кормак Маклагген и Лаванда Браун.

Кто из них досаждает ему сильнее, Гарри решить так и не смог. Маклагген постоянно намекал, что вратарь команды из него получится лучший, чем из Рона, и что Гарри, который теперь регулярно видит его в игре, наверняка и сам так думает. Мало того, Маклагген критиковал всех остальных игроков и приставал к Гарри с детальными планами тренировок, так что Гарри не раз уже пришлось напомнить ему, в команде капитан.

А Лаванда то и дело подкатывалась к нему с разговорами о Роне, и эти разговоры Гарри находил не менее утомительными, чем разглагольствования Маклаггена о квиддиче. Поначалу Лаванда была страшно обижена, что никто не удосужился сообщить о том, что Рон попал в больницу («Я же все-таки его девушка!»), но затем решила простить Гарри забывчивость и провести с ним ряд задушевных бесед, посвященных чувствам Рона, — крайне тягостное испытание, без которого Гарри с большим удовольствием обошелся бы.

— Послушай, почему бы тебе не поговорить обо всем этом с Роном? — спросил ее Гарри после особенно долгих расспросов, охвативших собою все — от точных слов, сказанных Роном по поводу ее новой парадной мантии, до мнения Гарри о том, считает ли Рон свои отношения с Лавандой «серьезными».

— Я бы и поговорила, но всякий раз, как я к нему прихожу, он спит! — раздраженно сообщила Лаванда.

— Вот как? — Гарри был удивлен, поскольку сам он при каждом посещении больничного крыла заставал Рона бодрствующим: друг рьяно интересовался новостями о ссоре Дамблдора и Снегга, с одной стороны, и норовил произнести как можно больше бранных слов о Маклаггене, с другой.

— А Гермиона Грейнджер к нему все еще заглядывает? — внезапно поинтересовалась Лаванда.

— По-моему, да. Так ведь они же друзья, верно? — испытывая неловкость, ответил Гарри.

— Друзья, не смеши меня! — презрительно процедила Лаванда. — Когда Рон стал встречаться со мной, она с ним неделями не разговаривала! Теперь-то она, конечно, хочет с ним помириться, он же стал таким интересным...

— По-твоему, получить яд, значит стать интересным? — спросил Гарри. — Как бы там ни было, извини, я должен уйти — вон Маклагген идет, опять прицепится ко мне с разговорами о квиддиче. — И Гарри, бочком скользнув в притворявшуюся сплошной стеной дверь, коротким путем понесся на урок зельеварения, куда, к счастью, ни Лаванда, ни Маклагген последовать за ним не могли.

В то утро, на которое была назначена игра с Пуф-фендуем, Гарри заскочил по пути на поле в больничное крыло. Рон был вне себя — мадам Помфри не разрешила ему пойти посмотреть матч, считая, что это может его перевозбудить.

— Так что там Маклагген? В какой он форме? — спросил Рон, забыв, по-видимому, что уже дважды задавал этот вопрос.

— Я же тебе говорил, — ответил Гарри, — будь он хоть игроком мирового класса, я бы его в команде держать не стал. Он все время лезет ко всем с указаниями, считает, что, на какое место его ни поставь, он сыграет лучше любого из нас. Я просто жду не дождусь, когда смогу от него избавиться. Кстати, — прибавил Гарри, вставая и поднимая свою «Молнию», - ты не мог бы перестать притворяться спящим, когда к тебе приходит Лаванда? Она тоже меня, того и гляди, с ума сведет.

— Ладно, — сконфуженно выдавил Рон.

— Не хочешь с ней больше встречаться, так скажи ей об этом, — посоветовал Гарри.

— Хорошо... Только это не так-то просто, — сказал Рон. Он помолчал, затем небрежно осведомился: — а Гермиона сюда перед игрой не заглянет?

— Нет, она уже отправилась с Джинни на поле.

— Ну да, — немного помрачнев, сказал Рон. — Ладно, удачи. Надеюсь, ты разгромишь Маклаг... то есть Смита.

— Постараюсь, — сказал Гарри и закинул метлу на плечо. — Пока, увидимся после матча.

Он торопливо шел по пустым коридорам. В школе не было ни души — все либо уже сидели на стадионе, либо направлялись к нему. Гарри поглядывал в окна, мимо которых проходил, прикидывая, каков нынче ветер, и тут его внимание привлек шум впереди. В сопровождении двух девочек к нему приближался Малфой. Обе девочки выглядели недовольными и надутыми.

Заметив Гарри, Малфой замер на месте, злорадно ухмыльнулся и снова двинулся вперед.

— Куда это ты собрался? — резко спросил Гарри.

— Ага, Поттер, жди, вот так сию минуту все тебе и расскажу, ведь это ж тебя касается! — ощерился Малфой. — Ты бы лучше поторопился, тебя там ждут, Избранный капитан, Мальчик, Который Всегда Побеждает или как там тебя теперь называют.

Одна из девочек захихикала. Гарри взглянул на нее, и она покраснела. Малфой, обогнув Гарри, тронулся дальше. Девочка и ее подруга засеменили следом, все трое свернули за угол и скрылись из виду.

Гарри стоял как вкопанный, глядя им вслед. Ну хоть вой от злости! До игры оставались считанные минуты, а тут ему подворачивается крадущийся куда-то по опустевшей школе Малфой — подворачивается лучшая до сей поры возможность выяснить, что он задумал. Проходили секунды, а Гарри так и стоял, оцепенев, не отрывая глаз от угла, за которым исчез Малфой...

— Где ты был? — сердито спросила Джинни, когда Гарри влетел в раздевалку. Вся команда уже переоделась, загонщики Кут и Пикс нервно постукивали себя битами по икрам.

— Малфоя встретил, — тихо ответил Гарри, натягивая через голову красную мантию.

— И что?

— Хотел узнать, что он и две девочки делают в замке, когда все остальные здесь...

— И этим необходимо было заниматься именно сейчас?

— Так я вроде и не занимаюсь, — огрызнулся Гарри. Он взял «Молнию» и поправил очки. — Ладно, пошли!

И, не сказав больше ни слова, он вышел на поле, встреченный оглушительными криками и улюлюканьем. Ветра почти не было, по небу плыли редкие облачка, время от времени ослепительно вспыхивало солнце.

— Условия сложные! — обращаясь к команде, бодро объявил Маклагген. — Кут, Пикс, вам следует заходить со стороны солнца, чтобы противник не замечал вашего приближения...

— Капитан команды я, Маклагген, хватит поучать игроков, — сердито прервал его Гарри. — Шел бы ты лучше к шестам!

Как только Маклагген удалился, Гарри повернулся к загонщикам.

— Постарайтесь подлетать со стороны солнца, — неохотно сказал он.

Гарри обменялся рукопожатием с капитаном пуф-фендуйской команды, а затем по свистку мадам Трюк оттолкнулся от земли, взлетел выше своих игроков и пронесся вдоль поля, отыскивая глазами снитч. Если поймать его пораньше, появится шанс вернуться в замок, добраться до Карты Мародеров и выяснить, чем занят Малфой...

— а вот и Смит с квоффлом, — отдаваясь эхом от земли, произнес мечтательный голос. — В прошлый раз, как вы знаете, он комментировал игру, и в него врезалась Джинни Уизли. Скорее всего, намеренно, во всяком случае, так это выглядело со стороны. Смит очень грубо отзывался о Гриффиндоре, думаю, теперь, играя против него, он об этом сожалеет- О, смотрите-ка, Джинни отобрала у него квоффл, она мне нравится, очень хорошая...

Гарри глянул вниз, на помост комментатора. Кто мог, пребывая в здравом уме, поручить комментировать матч Полумне Лавгуд? Однако даже с такой высоты ошибиться было невозможно — длинные, серовато-светлые волосы, ожерелье из пробок от сливочного пива... Сидевшая рядом с ней профессор Макгонагалл казалась слегка встревоженной — похоже, назначение Полумны на эту должность вызывало у нее серьезные сомнения.

— Но теперь квоффл забирает у Джинни игрок команды Пуффендуя, крупный такой, никак не могу вспомнить его имя... Быкинс... нет, Бугайни...

— Скоткинс! — громко сказала профессор Макгонагалл. Зрители захохотали.

Гарри оглядывался, выискивая снитч, но никаких признаков его не видел. Мгновение спустя Скоткинс забил гол. Маклагген, крикливо отчитывавший Джинни за то, что она упустила квоффл, в результате прозевал большой красный мяч, пронесшийся мимо его правого уха.

— Маклагген, займись своим делом и оставь игроков в покое! — взревел Гарри, сделав вираж и оказавшись лицом к лицу с вратарем.

— А ты бы мне пример показал! — крикнул в ответ красный, злой Маклагген.

— И вот Гарри Поттер ругается со своим вратарем, — безмятежно сообщила Полумна под радостные восклицания и гогот сидевших на трибунах пуф-фендуйцев и слизеринцев. — Не думаю, что это сильно поможет ему отыскать снитч, хотя, возможно, тут перед нами просто хитроумная уловка...

Гневно выругавшись, Гарри крутнулся на месте и вновь облетел поле, обшаривая глазами небо в поисках крошечного крылатого золотого мячика.

Джинни и Демельза забили по голу каждая, дав и своим одетым в красное с золотом болельщикам повод для восторга. Затем Скоткинс закатил еще один, сравняв счет, но Полумна этого словно и не заметила. Прозаические мелочи вроде счета интересовали ее на редкость мало, она старалась привлечь внимание зрителей к таким любопытным вещам, как необычная форма облака или вероятность того, что Захария Смит, неспособный удержать квоффл дольше одной минуты, страдает заболеванием, которое она назвала Немочью неудачника.

— Счет семьдесят — сорок в пользу Пуффендуя! — рявкнула в рупор профессор Макгонагалл.

— Уже? — рассеянно удивилась Полумна. — О, посмотрите-ка! Вратарь Гриффиндора завладел битой одного из загонщиков.

Висевший в воздухе Гарри резко обернулся. И точно, Маклагген, по ведомым только ему причинам, выхватил у Пикса биту и теперь показывал ему, как следует отбивать бладжер, чтобы попасть им в уже приближавшегося Скоткинса.

— Отдай ему биту и вернись к шестам! — кидаясь к Маклаггену, завопил Гарри, но тот уже яростно замахнулся, целя битой по бладжеру — и послал его совсем не в том направлении.

Слепящая, тошнотворная боль... вспышка света... далекие крики... чувство падения в глубокий колодец...

В следующий миг Гарри обнаружил, что лежит в теплой и удобной постели и смотрит на лампу, отбрасывающую на темный потолок круг золотистого света. Он с трудом приподнял голову. Слева от него лежал кто-то очень знакомый — веснушчатый и рыжий.

— Рад, что ты заглянул ко мне, — с ухмылочкой сказал Рон.

Гарри заморгал, огляделся вокруг. Ну конечно, он в больнице. Небо за окном стало темно-синим, покрылось багровыми прожилками. С окончания матча прошло, наверное, уже несколько часов... И уже несколько часов как рухнула надежда припереть Мал-фоя к стенке. Голова казалась странно тяжелой, Гарри поднял к ней руку и нащупал тюрбан из бинтов.

— Что со мной?

— Трещина в черепе, — ответила мадам Помфри, быстро приблизясь к нему и легким толчком заставив снова откинуться на подушки. — Ничего страшного, я ее быстро залатала, однако ночь вам придется провести здесь. В ближайшие несколько часов вы не должны перенапрягаться.

— Да не хочу я торчать здесь всю ночь, — сердито заявил Гарри, садясь и отбрасывая одеяло. — Мне нужно найти Маклаггена и отправить его на тот свет.

— Боюсь, как раз это и означает «перенапрягаться», — сообщила мадам Помфри, твердой на сей раз рукой возвращая Гарри в постель и угрожающе взмахивая волшебной палочкой. — Вы останетесь здесь, Поттер, пока я вас не выпишу, в противном случае, я вызову сюда директора школы.

И она скорым шагом удалилась в свой кабинет, а Гарри, гневно пыхтя, снова откинулся на подушки.

— Не знаешь, с каким счетом мы продулись? — сквозь зубы поинтересовался он у Рона.

— Знаю, а как же, — с извиняющейся интонацией ответил Рон. — Триста двадцать — шестьдесят.

— Блеск! — свирепея, воскликнул Гарри. — Просто блеск! Ну, попадись мне Маклагген в руки!

— Это еще кто кому попадется, — рассудительно заметил Рон. — Он же с тролля ростом. Я бы на твоем месте поискал у Принца хорошую порчу да напустил бы на него. И вообще, прежде чем ты отсюда выберешься, команда, скорее всего, сама с ним разберется, она, знаешь, тоже не слишком рада...

В голосе Рона звучало плохо скрываемое ликование, Гарри ясно понимал, что сокрушительный провал Маклаггена его только радует. Гарри лежал, глядя в потолок, на круг света, недавно залатанный череп не то чтобы болел, но, казалось, приобрел чрезмерную чувствительность.

— Я слышал отсюда комментарии, — дрогнувшим от веселья голосом сообщил Рон. — Надеюсь, Полумна теперь будет комментировать все игры... Немочь неудачника, это ж надо!

Гарри был еще слишком сердит для того, чтобы увидеть в случившемся какие-либо смешные стороны, и фырканье Рона вскоре затихло.

— Пока ты валялся без памяти, сюда забегала Джинни, — после долгой паузы сказал Рон, и воображение Гарри тут же заработало в полную силу, нарисовав сцену, в которой Джинни, рыдая над его бесчувственным телом, признается в вечной любви к нему, а Рон их благословляет. — Она сказала, ты еле-еле поспел на игру. Что случилось? Отсюда-то ты довольно рано ушел.

— А... — ответил Гарри, и сцена, стоявшая перед его внутренним взором, съежилась до размеров точки. — Я встретил Малфоя, он крался куда-то с двумя девчонками, и вид у обеих был такой, словно они никуда с ним идти не хотят. Он уже второй матч по квиддичу пропускает. На прошлом его тоже не было, помнишь? — Гарри вздохнул. — Лучше бы я за ним проследил, все равно игра закончилась полным провалом...

— Не дури! — резко возразил Рон. — Не можешь же ты пропускать матч только ради того, чтобы следить за Малфоем, ты как-никак капитан!

— Мне нужно выяснить, что он задумал, — ответил Гарри. — И не говори, что у меня просто воображение разыгралось после его разговора со Снеггом...

— Я этого и не говорил никогда. — Рон приподнялся на локте и сердито взглянул на друга. — Но ведь не существует правила, что строить здесь какие-то козни может только один человек! Ты малость помешался на Малфое, Гарри. Думать о том, чтобы пропустить матч ради слежки за ним...

— Я должен поймать его на месте преступления! — расстроенно сказал Гарри. — Сам подумай, ну куда он исчезает с Карты Мародеров?

— Да откуда мне знать! — ответил Рон.

Оба умолкли. Гарри, задумавшись, вглядывался в круг света на потолке...

Конечно, обладай он возможностями Руфуса Скримджера, он приставил бы к Малфою хвост, но, увы, команды мракоборцев в распоряжении Гарри не было. Он ненадолго задумался, не попробовать ли снова создать что-то вроде ОД, но при этом возникла бы одна проблема: всем придется пропускать уроки, а у большинства очень плотное расписание.

От койки Рона поплыл негромкий, раскатистый храп. Вскоре из своего кабинета показалась мадам Помфри, на этот раз облаченная в домашний халат. Притвориться спящим дело самое простое — Гарри повернулся на бок и стал слушать, как с каждым взмахом ее палочки на окнах сдвигаются шторы. Лампы потускнели, мадам Помфри вернулась в кабинет. Гарри услышал, как хлопнула дверь, и понял — она укладывается спать.

Это уже третий матч по квиддичу, размышлял в темноте Гарри, после которого он попадает в больницу. В прошлый раз он свалился с метлы из-за того, что вблизи поля появились дементоры, а еще раньше неумеха профессор Локоне вытянул из его руки все кости... самое мучительное увечье, какое Гарри когда-либо получал. Он вспомнил, какую испытывал боль, когда кости заново отрастали в течение одной ночи, и как эту боль не облегчил даже неожиданный гость, появившийся в самый разгар...

Гарри резко сел, сердце его гулко забилось, головная повязка съехала набок. Вот же оно, решение: возможность проследить за Малфоем существовала] Как мог он забыть, почему не додумался раньше?!

Вопрос, правда, в том, как его вызвать? Что для этого нужно сделать?

Негромко, неуверенно Гарри сказал в темноту:

— Кикимер?

Раздался гулкий хлопок, безмолвную палату наполнили звуки возни, попискивание. Рон, вскрикнув, проснулся.

— Что такое...

Испугавшись, что мадам Помфри, того и гляди, выскочит из своего кабинета, Гарри торопливо направил на ее дверь волшебную палочку и пробормотал: «Оглохни!» А затем перебрался в изножье кровати, чтобы получше разглядеть происходящее.

Посреди палаты катались по полу два эльфа-домовика — один в мятом коричневом свитере и нескольких шерстяных шапках сразу, другой — в набедренной повязке из грязной старой тряпицы. Еще один громкий хлопок — и в воздухе над дерущимися эльфами появился полтергейст Пивз.

— От меня не укроешься, Потти! — возмущенно сообщил он и, ткнув пальцем в дерущихся, громко загоготал. — Ты посмотри на этих низких тварей, поцапались, а? И сразу друг дружку кус-кус да хряп-хряп...

— Кикимер не будет оскорблять Гарри Потте-ра в присутствии Добби, нет, не будет, иначе Доб-би Кикимеру сам рот заткнет! — тонким голоском воскликнул Добби.

— ...да дерутся-царапаются! — радостно вопил Пивз, швыряясь в эльфов кусочками мела, чтобы пуще их раззадорить. — Бей, круши!

— Кикимер будет говорить про хозяина что захочет, о да, тоже мне, хозяин, мерзкий друг грязнокро-вок, о, что сказала бы бедная хозяйка Кикимера...

Что именно сказала бы бедная хозяйка Кикиме-ра, узнать никому не довелось, поскольку именно в этот миг Добби засадил узловатым кулачком Кики-меру в рот, выбив ему половину зубов. Гарри и Рон, спрыгнув с коек, растащили домовиков, хоть те и не оставляли попыток врезать друг другу кулаком или ногой. Пивз еще и подзуживал их, кружа вокруг лампы и голося:

— Пальцы в нос ему втыкай, уши к черту отрывай...

Гарри нацелил на Пивза волшебную палочку и произнес: «Обезъяз!» Пивз схватился за горло и вымелся вон из палаты, делая непристойные жесты, но не произнося ни слова, поскольку язык его только что приклеился к нёбу.

— Неплохо, — одобрительно сказал Рон, поднимая Добби повыше, чтобы его дергающиеся конечности не смогли больше достать Кикимера. — Это что, еще одно заклинание Принца?

— Угу, — ответил Гарри и завел Кикимеру за спину одну из тощих ручонок — Так вот, я запрещаю вам драться друг с другом! Тебе, Кикимер, запрещается драться с Добби. Добби, я понимаю, что не вправе тебе приказывать...

— Добби — свободный эльф-домовик, он подчиняется кому захочет, и Добби сделает все, что скажет ему Гарри Поттер! — заявил Добби, по морщинистому лицу которого теперь катились, орошая свитер, слезы.

— Тогда ладно, — сказал Гарри, и они с Роном выпустили эльфов — оба рухнули на пол, но продолжать драку не стали.

— Хозяин звал меня? — прокаркал Кикимер, отвешивая поклон, но при этом награждая Гарри взглядом, в котором явственно читалось пожелание мучительной смерти.

— Звал-звал, — ответил Гарри и глянул в сторону кабинета мадам Помфри — убедиться, что заклинание «Оглохни!» все еще сохраняет силу. Никаких признаков того, что она услышала шум, он не заметил. — У меня есть для тебя задание.

— Кикимер сделает все, чего желает хозяин, — сказал Кикимер, поклонившись так низко, что губы его почти коснулись шишковатых пальцев ног, — потому как Кикимеру выбирать не приходится, но Кикимеру стыдно, что у него такой хозяин, да...

— Добби сам все сделает, Гарри Поттер! — пропищал Добби, и его большие, как теннисные мячики, глаза наполнились слезами. — Добби почтет за честь помочь Гарри Поттеру!

— Вообще-то говоря, пригодиться вы можете оба, — сказал Гарри. — Значит, так, мне нужно, чтобы вы проследили за Драко Малфоем.

Не обращая внимания на Рона, лицо которого отразило смесь недоумения и досады, Гарри продолжил:

— Мне нужно знать, где он бывает, с кем встречается и что делает. Я хочу, чтобы вы следили за ним круглые сутки.

— Будет исполнено, Гарри Поттер! — воскликнул Добби, и глаза его взволнованно вспыхнули. — И если Добби сделает что не так, Добби бросится вниз с самой высокой башни!

— В этом нет никакой нужды, — поспешил заверить его Гарри.

— Хозяин желает, чтобы я следил за самым молодым Малфоем? — прохрипел Кикимер. — Хозяин желает, чтобы я шпионил за чистокровным внучатым племянником моей прежней хозяйки?

— Вот именно, — ответил Гарри. Тут он сообразил, что задание это сопряжено для него с определенным риском, и решил сразу же себя обезопасить. — И тебе запрещается предупреждать его об этом, Кикимер, или давать ему знать, чем ты занимаешься, да и вообще разговаривать с ним, или писать ему записки, или... или связываться с ним каким бы то ни было способом. Ты понял?

Гарри ожидал ответа, и ему казалось, что он просто-таки видит, как Кикимер пытается отыскать лазейку в полученном приказе. Через секунду-другую Кикимер, к великому облегчению Гарри, отвесил ему еще один глубокий поклон и с горьким негодованием сообщил:

— Хозяин все предусмотрел, Кикимеру придется подчиниться ему, даже если Кикимер предпочел бы служить молодому Малфою, о да...

— Ну, значит, договорились, — сказал Гарри. — Будете докладывать мне регулярно, но появляйтесь, лишь убедившись, что рядом со мной нет посторонних. Рон с Гермионой не в счет. И не говорите никому, чем занимаетесь. Просто прилипните к Малфою, как пара мозольных пластырей.

Глава 20

ХОДАТАЙСТВО ЛОРДА ВОЛАН-ДЕ-МОРТА

Гарри с Роном покинули больницу рано утром в понедельник. Благодаря заботам мадам Помфри их здоровье полностью восстановилось, и теперь они могли насладиться благодатными последствиями отравления и трещины в черепе, лучшим из которых стало примирение Рона и Гермионы. Герми-она даже проводила их на завтрак, сообщив заодно новость о ссоре Джинни с Дином. Дремавшее в груди Гарри чудовище тотчас воспрянуло и с надеждой принюхалось к воздуху.

— Из-за чего они повздорили? — небрежно спросил Гарри, когда все трое повернули в коридор восьмого этажа, пустынный, если не считать маленькой девчушки, внимательно разглядывавшей гобелен с изображением троллей в балетных пачках. Завидев приближавшихся шестикурсников, девчушка, похоже, перепугалась и уронила на пол тяжелые бронзовые весы, которые держала в руках.

— Ничего-ничего! — утешила девочку поспешившая ей на помощь Гермиона. — Держи... — Она пристукнула по обломкам весов волшебной палочкой и произнесла: — Репаро.

Девочка не поблагодарила ее, но так и осталась стоять как вкопанная, глядя им вслед. Рон, уходя, оглянулся.

— Что ни год, они становятся все меньше, — сказал он.

— Да шут с ней, — нетерпеливо отмахнулся Гарри. — Так из-за чего поссорились Джинни с Дином, а, Гермиона?

— Дин потешался над тем, как Маклагген залепил в тебя бладжером, — ответила она.

— Наверное, это и вправду было смешно, — рассудительно заметил Рон.

— Ничего там смешного не было! — горячо воскликнула Гермиона. — Выглядело все это просто ужасно, и, если бы Кут с Пиксом не поймали Гарри в воздухе, он мог очень сильно покалечиться!

— Но Джинни порывать из-за этого с Дином незачем. — Гарри по-прежнему старался говорить небрежным тоном. — Или они все же не порвали?

— Да нет, они... А тебя это почему интересует? — спросила Гермиона, внимательно вглядываясь в Гарри.

— Просто не хочу, чтобы в нашей команде по квиддичу опять все запуталось, — поспешил ответить он. Однако Гермиона продолжала смотреть на него с подозрением, так что, услышав донесшийся сзади возглас: «Гарри!», он облегченно вздохнул — теперь можно было повернуться к ней спиной.

— А, привет, Полумна.

— Я заходила в больничное крыло, хотела тебя повидать, — сообщила Полумна, конаясь в сумке. — Но там сказали, что ты уже выписан, а меня...

Она поочередно всучила Рону: предмет, похожий на крупную зеленую луковицу, большую пятнистую поганку и изрядное количество чего-то смахивающего на кошачий помет; наконец извлекла из сумки замызганный пергаментный свиток и протянула его Гарри.

— ...а меня просили передать тебе это.

Гарри мгновенно признал в свитке приглашение на очередной урок Дамблдора.

— Сегодня вечером, — едва развернув свиток, сказал он Рону и Гермионе.

— Ты здорово комментировала последний матч! — похвалил Рон Полумну, уже забиравшую у него «луковицу», поганку и кошачий помет. Полумна неуверенно улыбнулась.

— Шутишь, да? — сказала она. — Все говорят, что я была ужасна.

— Да нет, серьезно! — искренне воскликнул Рон. — Я и не припомню, чтобы комментарий доставил мне большее удовольствие! Кстати, а что это такое? — прибавил он, поднимая к глазам «луковицу».

— Это лирный корень, — ответила Полумна, запихивая в сумку поганку и кошачий помет. — Хочешь, возьми себе. У меня их несколько. Отлично отпугивают Пухлых Заглотов.

И она удалилась, оставив лирный корень в руке негромко посмеивающегося Рона.

— Знаете, а Полумна нравится мне все больше, — сказал он, когда они снова тронулись в путь к Большому залу. — Я понимаю, у нее не все дома, но что толку...

Он вдруг умолк. У подножия мраморной лестницы с грозным видом возвышалась Лаванда Браун.

— Привет, — нервно поздоровался Рон.

— Пойдем, — негромко сказал Гарри Гермионе, и оба ускорили шаг, но успели услышать слова Лаванды:

— Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему рядом с тобой оказалась она?

Когда Рон полчаса спустя появился за завтраком, выглядел он и надувшимся, и разозленным сразу, и хоть сел он рядом с Лавандой, Гарри не заметил чтобы за время, проведенное в Большом зале, эти двое обменялись хотя бы одним словом. Гермиона вела себя так, точно ничего не замечала, однако раз или два Гарри видел, как ее лицо озаряется беспричинной улыбкой. Весь этот день Гермиона пребывала в особенно приподнятом настроении, а вечером в гриффиндорской гостиной соблаговолила даже просмотреть (иными словами переписать) домашнюю работу Гарри по травологии, чем в последнее время напрочь отказывалась заниматься, зная, что Гарри позволит Рону все у него сдуть.

— Огромное спасибо, Гермиона. — Гарри, торопливо похлопав ее по спине, — он уже посмотрел на часы и обнаружил, что времени почти восемь. — Слушай, мне надо бежать, иначе я к Дамблдору опоздаю.

Она не ответила, просто с усталым видом вычеркнула несколько самых слабых из написанных им предложений. Гарри, ухмыляясь, проскочил сквозь проем в портрете и понесся к кабинету директора школы. Торчавшая у винтовой лестницы горгулья отпрыгнула в сторону, едва услышав о шоколадных эклерах, и Гарри, перескакивая через ступеньки, взлетел наверх и стукнул в дверь. Часы в кабинете как раз начали отзванивать восемь.

— Войдите, — отозвался Дамблдор.

Гарри протянул руку, чтобы толкнуть дверь, но тут кто-то рывком открыл ее изнутри. За дверью стояла профессор Трелони.

— Ага! — вскричала она, театрально указав на Гарри, и, моргая, посмотрела на него сквозь толстые стекла очков. — Так вот причина, по которой вы, Дамблдор, столь бесцеремонно вышвыриваете меня из кабинета!

— Сивилла, дорогая, — с легким раздражением сказал Дамблдор, — о том, чтобы бесцеремонно вышвыривать тебя, и речи не идет, просто у нас с Гарри назначена встреча, и я действительно считаю, что дальнейшие разговоры по поводу...

— Очень хорошо, — с глубокой обидой объявила профессор Трелони. — Если вы не желаете изгнать отсюда этого узурпатора, эту клячу, значит, так тому и быть... Возможно, мне удастся найти школу, где лучше оценят мои дарования...

Она протиснулась мимо Гарри и исчезла, спустившись по винтовой лестнице; слышно было, как она споткнулась на середине пути — Гарри догадался, что Трелони наступила на хвост одной из своих шалей.

— Закрой, пожалуйста, дверь, Гарри, и садись, — устало сказал Дамблдор.

Гарри подчинился, отметив, пока усаживался на свое обычное место перед столом Дамблдора, что между ними снова стоит Омут памяти, а рядом — еще два хрустальных флакончика, наполненных взвихренными воспоминаниями.

— Значит, профессор Трелони по-прежнему недовольна тем, что Флоренц преподает в школе? — спросил Гарри.

— Недовольна, — ответил Дамблдор. — Прорицания обернулись для меня куда большими, чем я предвидел, хлопотами, хоть сам я никогда этот предмет не изучал. Я не могу попросить Флоренца вернуться в Лес, для которого он стал изгоем, и не могу попросить Сивиллу Трелони покинуть школу. Между нами, она и представления не имеет об опасностях, которые поджидают ее за стенами замка. Она ведь не знает, что произнесла пророчество о тебе и Волан-де-Морте, а просвещать ее на этот счет было бы, на мой взгляд, неразумным.

Дамблдор тяжело вздохнул, потом сказал:

— Впрочем, мои сложности с преподавателями тебя не касаются. Нам нужно обсудить более важные темы. Но прежде всего, справился ли ты с заданием, которое я дал тебе на прошлом уроке?

— Ну... — вымолвил Гарри и замолчал. Уроки трансгрессии, квиддич, отравление Рона, его собственный треснувший череп и стремление выяснить, чем занят Драко Малфой, — за всеми заботами он почти забыл о воспоминании, которое Дамбл-дор попросил его вытянуть из Слизнорта. — Я как-то спросил об этом профессора Слизнорта после урока зельеварения, но он... э-э... мне отказал.

Наступило недолгое молчание.

— Понятно, — сказал наконец Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков-половинок, отчего Гарри в который раз показалось, что его просвечивают рентгеном. — И ты считаешь, что сделал все посильное? Что использовал всю свою изобретательность? Что в стараниях раздобыть это воспоминание исчерпал все свое хитроумие?

— Ну... — не зная что ответить, промямлил Гарри. Единственная попытка получить от Слизнорта воспоминание вдруг показалась ему попросту жалкой. — В тот день, когда Рон по ошибке проглотил приворотное зелье, я отвел его к профессору Слизнорту. И подумал тогда, что, если мне удастся привести профессора Слизнорта в благодушное настроение...

— Тебе это удалось? — перебил его Дамблдор.

— В общем-то, нет, сэр, потому что Рон отравился и...

— И это, естественно, заставило тебя забыть о любых попытках добыть воспоминание. Когда твой лучший друг в опасности, ничего другого я от тебя ожидать и не мог. Однако я был вправе надеяться, что, как только мистер Уизли пойдет на поправку, ты вернешься к выполнению задачи, которую я тебе поручил. Мне казалось, что я дал тебе ясно понять, как необходимо нам это воспоминание. Более того, я постарался внушить тебе, что оно для нас важнее всех остальных, что без него мы попусту потратим время.

Жаркое, жгучее ощущение стыда опалило затылок Гарри и растеклось по всему телу. Дамблдор не повышал голоса, он даже не сердился, но уж лучше бы он кричал — холодное разочарование старого волшебника казалось Гарри хуже всего на свете.

— Сэр, — почти со слезами в голосе сказал он, — дело не в том, что я не старался и вообще... Просто у меня были другие... другие...

— Просто у тебя было другое на уме, — подсказал Дамблдор. — Я понимаю.

В кабинете снова повисло молчание, самое неуютное молчание, в какое Гарри случалось погружаться в присутствии Дамблдора. Оно длилось и длилось, нарушаемое лишь похрапыванием висящего над головой Дамблдора портрета Армандо Диппета. У Гарри было странное чувство, словно он стал меньше, немного усох с той минуты, как сюда вошел.

Когда сносить молчание стало уже не по силам, Гарри сказал:

— Профессор Дамблдор, мне правда очень жаль. Я должен был приложить больше усилий... понять, что вы не попросили бы меня об этом, не будь оно по-настоящему важным.

— Спасибо, что сказал это, Гарри, — негромко откликнулся Дамблдор. — Могу ли я надеяться, что в дальнейшем эта задача будет стоять у тебя на первом месте? Начиная с сегодняшнего вечера, наши с тобой встречи станут почти бессмысленными, если мы не получим воспоминаний Слизнорта.

— Я постараюсь, сэр, я добуду его, — горячо пообещал Гарри.

— Значит, больше об этом говорить не стоит, — Уже более добродушным тоном сказал Дамблдор, — а лучше заняться нашей историей — с того места, где мы остановились. Ты помнишь, где это было?

— Да, сэр, — мигом ответил Гарри. — Волан-де-Морт убил своего отца, деда и бабку, устроив все так, что подозрения пали на его дядю Морфина. Потом он вернулся в Хогвартс и спросил... — Гарри замялся, — спросил профессора Слизнорта о крестражах.

— Очень хорошо, — сказал Дамблдор. — Надеюсь, ты не забыл, как я на первом уроке говорил тебе, что нам придется прибегнуть к догадкам и домыслам?

— Да, сэр.

— До сих пор, — полагаю, тут ты со мной согласишься, — я демонстрировал тебе более или менее надежные источники сведений, на которых основывались мои умозаключения насчет жизни Волан-де-Морта до семнадцати лет.

Гарри кивнул.

— Однако теперь, — продолжал Дамблдор, — теперь все становится более запутанным и туманным. Если отыскать свидетельства, относящиеся к юному Реддлу, было нелегко, то найти человека, готового поделиться воспоминаниями о мужчине по имени Волан-де-Морт, почти невозможно. Собственно говоря, я сомневаюсь, что, помимо меня, есть на свете хоть одна живая душа, способная дать нам полный отчет о том, как он жил после того, как покинул Хогвартс. Но у меня имеется пара последних воспоминаний, которыми я и хотел бы с тобой поделиться. — Дамблдор указал на поблескивающие вблизи Омута памяти хрустальные флакончики. — А потом я был бы рад услышать твое мнение о том, насколько правдоподобны сделанные мною выводы.

Мысль о том, что Дамблдор так высоко ценит его мнение, заставила Гарри еще сильнее устыдиться нерадивости, которую он проявил, пытаясь добыть воспоминания о крестражах, и, пока Дамблдор, поднеся первый флакончик к свету, вглядывался в него, Гарри виновато ерзал в кресле.

— Надеюсь, ты не устал погружаться в чужую память? Эти воспоминания особенно любопытны, именно эти два, — сказал Дамблдор. — Первое принадлежит совсем старенькому эльфу-домовику, служанке по имени Похлеба. Но прежде чем мы увидим то, что видела Похлеба, я вкратце перескажу тебе обстоятельства, при которых лорд Волан-де-Морт покинул Хогвартс.

Седьмой курс он завершил с высшими, как ты и мог бы ожидать, оценками по каждому сданному им предмету. Все его однокурсники ломали головы над тем, какой вид деятельности им избрать, выйдя из Хогвартса. Том Реддл был старостой, лучшим учеником, лауреатом Специальной премии за заслуги перед школой, и все ожидали от него чего-то особенно блестящего. По моим сведениям, кое-кто из учителей, в их числе и профессор Слизнорт, думал, что он поступит в Министерство магии, и предлагал организовать необходимые для этого встречи, познакомить его с полезными людьми. Реддл на все отвечал отказом. И следующее, что узнали о нем преподаватели, — Волан-де-Морт устроился на работу в «Горбин и Бэрк».

— В «Горбин и Бэрк»? — ошеломленно переспросил Гарри.

— В «Горбин и Бэрк», — невозмутимо подтвердил Дамблдор. — Думаю, проникнув в память Похлебы, ты поймешь, чем привлек его этот магазин. Но это была не первая работа, которую выбрал Волан-де-Морт (в ту пору почти никто об этом не знал — я был одним из немногих, кому доверился тогдашний директор школы). Сначала Волан-де-Морт обратился к профессору Диппету с вопросом, нельзя ли ему остаться преподавать в Хогвартсе.

— Он хотел остаться здесь? Но почему? — с еще большим изумлением спросил Гарри.

— Думаю, причин было несколько, хотя профессору Диппету он ни одной из них не назвал, — ответил Дамблдор. — Первая и главная состояла в том, что Волан-де-Морт привязался к школе сильнее, чем к любому живому существу. В Хогвартсе прошли его самые счастливые годы, школа была единственным местом, которое стало для него домом.

Услышав это, Гарри немного смутился — именно такие чувства и сам он питал к Хогвартсу.

— Во-вторых, наш замок — это оплот древней магии. Волан-де-Морт проник во множество его тайн, которые большинству выпускников нашей школы и не снились. Но он понимал, должно быть, что в замке еще остались нераскрытые тайны, кладези магии, из которых можно черпать и черпать.

И, в-третьих, став преподавателем, он получил бы влияние, огромную власть над юными волшебниками и чародеями. Возможно, эту идею он почерпнул у профессора Слизнорта, с которым у него сложились наилучшие отношения и который показал ему, каким влиянием может пользоваться преподаватель. Я и на миг не поверил бы, что Волан-де-Морт собирался провести в Хогвартсе весь остаток своих дней, думаю, однако, что он видел в школе еще и вербовочный пункт, место, в котором он сможет приступить к созданию своей армии.

— Но он этой работы не получил, сэр?

— Нет, не получил. Профессор Диппет сказал ему, что восемнадцать — возраст для учителя слишком незрелый, но предложил спустя несколько лет снова подать такое ходатайство, если у Реддла еще сохранится желание преподавать.

— А как отнеслись к этому вы, сэр? — поколебавшись, спросил Гарри.

— С огромной тревогой, — ответил Дамблдор. — Я отсоветовал Армандо брать его в преподаватели.

Я не стал приводить доводы, о которых рассказал тебе, поскольку профессор Диппет очень любил Во-лан-де-Морта и не сомневался в его честности. Просто я не хотел, чтобы лорд Волан-де-Морт вернулся в нашу школу, да еще и на пост, который дал бы ему власть.

— А какое место он хотел получить, сэр? Какой предмет преподавать?

Ответ почему-то стал ясным Гарри еще до того, как Дамблдор дал его.

— Защиту от Темных искусств. В то время ее преподавала престарелая дама, профессор Галатея Вилкост, проработавшая в Хогвартсе почти пятьдесят лет. Итак Волан-де-Морт поступил в «Горбин и Бэрк», и все обожавшие его преподаватели твердили в один голос, что это бессмысленное расточительство, что такому блестящему молодому волшебнику не место в какой-то там лавке. Впрочем, Волан-де-Морт не был простым продавцом. Вежливый, красивый, умный, он получил вскоре особую работу, из тех, что могут найтись только в таком заведении, как «Горбин и Бэрк». Этот магазин, как тебе известно, специализируется на продаже вещей, обладающих свойствами необычайными и мощными. Волан-де-Морта посылали к людям, которых нужно было уговорить расстаться с тем или иным сокровищем, уступить их владельцам магазина для последующей продажи, и по всем свидетельствам, он вел такие переговоры на редкость хорошо.

— Не сомневаюсь, — сказал, не сумев сдержаться, Гарри.

— Вот именно, — слабо улыбнувшись, откликнулся Дамблдор. — А теперь пора послушать домового эльфа Похлебу состоявшую в прислугах у очень старой и очень богатой волшебницы по имени Хэпзиба Смит.

Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, заставив пробку вылететь из флакона, и перелил бурлящую память в Омут, одновременно сказав:

— Сначала ты, Гарри.

Гарри встал и в который раз склонился над зыб-лющимся, серебристым содержимым каменной чаши, коснувшись лицом его поверхности. Он провалился в темную пустоту и скоро очутился в какой-то гостиной, прямо перед необъятно толстой старой дамой в замысловатом рыжем парике и поблескивающем розовом одеянии, которое придавало ей сходство с подтаявшим тортом-мороженым. Дама разглядывала себя в маленьком, усыпанном самоцветами зеркальце, нанося большой пуховкой румяна на свои и без того уже алые щеки, а самая крошечная и дряхлая из когда-либо виденных Гарри эльфов-домовиков зашнуровывала на ее мясистых ногах тесноватые атласные домашние туфли.

— Поторопись, Похлеба! — повелительно прикрикнула Хэпзиба. — Этот юноша сказал, что придет в четыре, осталось всего несколько минут, а он никогда еще не опаздывал!

Похлеба распрямилась, дама отложила пуховку. Макушка эльфа едва доставала до подушек кресла, в котором восседала Хэпзиба; сухая, точно бумага, кожа старой служанки свисала с ее костей вместе с чистой холстиной, задрапированной на манер тоги.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась Хэпзиба, поворачивая голову так и этак, чтобы под разными углами полюбоваться своим отражением в зеркале.

— Прелестно, мадам, — пропищала Похлеба.

Гарри оставалось только предположить, что обязанность врать сквозь стиснутые зубы, отвечая на этот вопрос, обозначена в контракте Похлебы, — на его взгляд, ничего прелестного в Хэпзибе не наблюдалось.

Звякнул дверной звонок, эльф и хозяйка дома подпрыгнули.

— Скорее, скорее, Похлеба, это он! — вскричала Хэпзиба.

Служанка суетливо засеменила из гостиной, загроможденной до того, что трудно было понять, как можно пройти по ней, не налетев по крайней мере на дюжину предметов. Здесь теснились застекленные, наполненные лаковыми шкатулками шкафчики, большие шкафы были забиты книгами с тисненными золотом переплетами, полки уставлены земными и небесными глобусами, повсюду стояли бронзовые ящики с цветущими растениями — одним словом, гостиная походила на помесь лавки магических древностей с оранжереей.

Через пару минут служанка возвратилась, за нею следовал молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Волан-де-Морта. Простой черный костюм, волосы отпущены чуть длиннее, чем в школе, впалые щеки — впрочем, ему все это шло, он стал еще красивее, чем прежде. Пройдя через битком набитую гостиную с легкостью, говорившей о том, что он не раз бывал здесь и прежде, молодой человек склонился над пухлой ладошкой Хэпзибы, коснувшись ее губами.

— Я принес вам цветы, — тихо сказал он, извлекая невесть откуда букет роз.

— Гадкий мальчик, к чему это! — визгливо воскликнула старая Хэпзиба, хотя Гарри заметил стоявшую на ближайшем к ней столике пустую вазу. — Балуете вы старуху, Том... Садитесь, садитесь... Но где же Похлеба? Ага...

В гостиную торопливо вернулась служанка, она притащила поднос с маленькими пирожными, который опустила близ локтя своей хозяйки.

— Угощайтесь, Том, — сказала Хэпзиба. — Я знаю, что вам нравятся мои пирожные. Ну, как вы? Побледнели. Вас в вашем магазине заставляют слишком много работать, я это сто раз говорила...

Волан-де-Морт деланно усмехнулся, Хэпзиба ответила ему жеманной улыбкой.

— Итак, под каким же предлогом вы навестили меня сегодня? — хлопая ресницами, осведомилась она.

— Мистер Бэрк хотел бы сделать вам выгодное предложение касательно доспехов гоблинской работы, — ответил Волан-де-Морт. — Он полагает, что пятьсот галеонов будут более чем справедливой...

— Нет-нет, не так быстро, иначе я подумаю, что вы приходите сюда только ради моих безделушек! — надула губки Хэпзиба.

— Мне приказывают являться сюда ради них, — тихо произнес Волан-де-Морт. — Я всего лишь бедный служащий, мадам, и вынужден делать то, что мне велят. Мистер Бэрк просил узнать...

— Ах-ах, мистер Бэрк, подумаешь! — взмахнув ладошкой, сказала Хэпзиба. — Я могу показать вам такое, чего мистер Бэрк и не видел ни разу! Вы умеете хранить тайны, Том? Пообещайте не говорить мистеру Бэрку о том, что у меня есть. Он мне покоя не даст, если узнает, что я показала вам эти вещицы, а я их не продам ни мистеру Бэрку, ни кому другому! Но вы, Том, вы способны увидеть в этих вещах их историю, а не одни галеоны, которые за них можно выручить...

— Я буду рад увидеть все, что пожелает показать мне мисс Хэпзиба, — негромко сказал Волан-де-Морт, и Хэпзиба хихикнула, точно девица.

— Сейчас велю Похлебе принести их сюда... Похлеба, где ты? Я хочу показать мистеру Реддлу изысканнейшее из наших сокровищ... Впрочем, нет, принеси, раз уж идешь туда, оба...

— Прошу вас, мадам, — пропищала служанка, и Гарри увидел две стоящие одна на другой кожаные шкатулки, которые плыли по гостиной словно сами собой, хотя он понимал, что это крошечная Похлеба держит их на голове, пробираясь между столов, пуфиков и ножных скамеек.

— Вот, — радостно объявила Хэпзиба, принимая от эльфа шкатулки. Она и положила их себе на колени и приготовилась открыть верхнюю. — Думаю, вам это понравится, Том... О, если бы мои родные узнали, что я показываю их вам! Все они только об одном и мечтают — как бы их присвоить поскорее!

Хэпзиба подняла крышку шкатулки. Гарри шагнул вперед, чтобы разглядеть ее содержимое, и увидел маленькую золотую чашу с двумя ручками тонкой работы.

— Вот интересно, знаете ли вы, что это такое, Том? Возьмите ее, рассмотрите получше! — прошептала Хэпзиба.

Волан-де-Морт протянул руку, взялся длинными пальцами за одну из ручек и извлек чашу из ее уютного шелкового гнездышка. Гарри показалось, что он заметил в темных глазах Волан-де-Морта какой-то красный проблеск Жадное выражение, застывшее на лице юноши, странно отражалось на физиономии Хэпзибы, даром что маленькие глазки ее смотрели не отрываясь лишь на красавца-гостя.

— Барсук, — пробормотал Волан-де-Морт, вглядываясь в гравировку на чаше. — Так она принадлежала?..

— Пенелопе Пуффендуй, как вам, умный вы мальчик, очень хорошо известно! — Хэпзиба, громко скрипнув корсетом, наклонилась и, подумать только, ущипнула его за впалую щеку. — Я не говорила вам, что мы с ней состоим в дальнем родстве? Эта вещица передается в нашей семье из рук в руки уже многие годы. Красивая, правда? Считается, что в ней сокрыты самые разные силы, впрочем, досконально я это не проверяла, я просто храню ее у себя, в тишине и покое...

Она вытянула чашу из длинных пальцев Волан-де-Морта и аккуратно уложила обратно в шкатулку. Дама была слишком занята правильным ее размещением, чтобы заметить тень, скользнувшую по лицу молодого человека, когда у него отобрали чашу.

— Ну так, — радостно вымолвила Хэпзиба, — где Похлеба? А, ты здесь! Возьми это.

Служанка покорно приняла шкатулку с чашей, а Хэпзиба занялась другой шкатулкой, более плоской, оставшейся лежать у нее на коленях.

— Думаю, эта вещица понравится вам даже больше, Том, — прошептала она. — Наклонитесь немного, чтобы получше ее рассмотреть... Разумеется, Бэрк знает, что она у меня, я ее у него же и купила, и, смею сказать, он был бы рад снова заполучить эту вещь, когда меня не станет...

Старуха сдвинула изящную филигранную защелку, откинула крышку шкатулки. Внутри на малиновом бархате покоился тяжелый золотой медальон.

На сей раз Волан-де-Морт протянул к шкатулке руку, не дожидаясь приглашения. Он взял медальон и поднял его к свету, разглядывая.

— Знак Слизерина, — тихо сказал он, вглядываясь в переливы света на богато изукрашенном, змеистом «5».

— Правильно! — воскликнула Хэпзиба. Вид Во-лан-де-Морта, зачарованно вглядывавшегося в медальон, доставлял ей, похоже, немалое наслаждение.

Я отдала бы за него руку или ногу, но не упустила бы, о нет, такое сокровище просто обязано находиться в моей коллекции. Бэрк, насколько я знаю, купил этот медальон у какой-то нищенки, укравшей его неведомо где, но понятия не имевшей о его подлинной ценности...

Теперь ошибиться было уже невозможно: при этих словах Хэпзибы глаза Волан-де-Морта полыхнули багрецом, и Гарри увидел, как побелели костяшки пальцев, сжимавших цепочку медальона.

— Бэрк наверняка заплатил ей гроши, а вещица попала ко мне... Красивая, правда? И опять-таки, какими только волшебными свойствами она не обладает, а я просто храню ее в тишине и покое, вот и все...

Старая дама протянула руку к медальону. На миг Гарри показалось, что Волан-де-Морт не захочет отдать его, однако молодой человек позволил цепочке выскользнуть из его пальцев, и медальон вернулся на свое малиновое бархатное ложе.

— Ну что же, Том, дорогой, надеюсь, вам эти безделицы пришлись по вкусу!

Она взглянула гостю в лицо, и Гарри впервые увидел, как выцветает ее глуповатая улыбка.

— Вы хорошо себя чувствуете, дорогой?

— О да, — тихо ответил Волан-де-Морт. — Да, я чувствую себя превосходно...

— А мне показалось... Впрочем, это, надо полагать, игра света... — заметно нервничая, сказала Хэпзиба. Гарри понял, что и она углядела мгновенный красный проблеск в глазах Волан-де-Морта. — Похлеба, отнеси все назад и запри... с обычными заклинаниями...

— Пора уходить, Гарри, — негромко сказал Дамблдор, и, когда маленькая служанка, ковыляя, понесла шкатулки прочь из гостиной, оба они взлетели, пронзая забвение, вверх и вернулись в кабинет Дамблдора.

— Хэпзиба Смит скончалась через два дня после этой сценки, — сказал Дамблдор, усаживаясь и указывая Гарри на кресло. — Министерство признало ее домовика Похлебу виновной в том, что она случайно поднесла хозяйке отравленное какао.

— Ну еще бы! — сердито воскликнул Гарри.

— Я понимаю, что у тебя на уме, — сказал Дамблдор. — Между этой смертью и смертью Реддлов, безусловно, имеется немалое сходство. В обоих случаях кто-то принимает на себя вину и превосходно помнит все обстоятельства смерти...

— Похлеба призналась?

— Она помнила, как насыпала в какао хозяйки что-то, оказавшееся не сахаром, а смертоносным, мало известным ядом, — ответил Дамблдор. — Было решено, что сделала она это не нарочно, а просто по причине старости и бестолковости...

— Волан-де-Морт изменил ее память, точно так же, как память Морфина!

— Да, я тоже пришел к такому выводу, — сказал Дамблдор. — И так же как в случае Морфина, Министерство с готовностью обвинило Похлебу...

— Потому что она домовый эльф, — сказал Гарри. Редко случалось ему проникаться большей симпатией к основанному Гермионой обществу Г. А. В. Н. Э.

— Совершенно верно, — согласился Дамблдор. — Она была стара, она призналась, что напутала с хозяйским питьем, а провести дальнейшее расследование никто в Министерстве не потрудился. Как и в случае Морфина, когда я отыскал Похлебу и проник в ее память, жить ей оставалось совсем недолго. Однако, кроме того, что Волан-де-Морт знал о чаше и медальоне, воспоминания старушки ничего не доказывают.

Ко времени осуждения Похлебы семейство Хэп-зибы уже обнаружило пропажу двух ее величайших сокровищ. Чтобы окончательно удостовериться в этом, ее родичам потребовался немалый срок, поскольку у Хэпзибы было много тайников — она очень ревностно оберегала свою коллекцию. Но еще до того, как они убедились, что чаша и медальон исчезли, продавец из магазина «Горбин и Бэрк», тот самый молодой человек, который с таким постоянством навещал Хэпзибу и так ее очаровал, бросил работу и пропал. Куда он отправился, хозяева магазина не знали, его исчезновение удивило их не меньше, чем всех остальных. И больше никто Тома Реддла в течение очень долгого времени не видел и не слышал.

А теперь, Гарри, — сказал Дамблдор, — если ты не против, я хотел бы обратить твое внимание на некоторые моменты этой истории. Волан-де-Морт совершил еще одно убийство. Не знаю, было ли оно самым первым со времени гибели Реддлов, но думаю, что было. На этот раз, как ты видел, он убил не из мести, но ради выгоды. Он пожелал завладеть двумя баснословными сокровищами, которые показала ему несчастная, одураченная им старуха. И точно так же, как он обворовывал детей в сиротском приюте, как завладел кольцом своего дяди Морфина, точно так же он скрылся теперь с чашей и медальоном Хэпзибы.

— Но это похоже на безумие... — нахмурясь, сказал Гарри. — Рискнуть всем, бросить работу, и все ради...

— Для тебя это, может быть, и безумие, но не для Волан-де-Морта, — ответил Дамблдор. — Надеюсь, в свое время ты поймешь, что значили для него эти вещи, однако, признай, не так уж трудно представить, что, по крайней мере, медальон он мог считать принадлежащим ему по праву.

— Медальон — наверное, — согласился Гарри, — но зачем было брать и чашу?

— Чаша принадлежала одной из основательниц Хогвартса, — сказал Дамблдор. — Думаю, Волан-де-Морт все еще стремился попасть в школу и просто не устоял перед искушением присвоить вещь, которая так сильно пропитана ее историей. Правда, были и иные причины... Надеюсь, скоро мне удастся продемонстрировать их тебе. А теперь давай займемся самым последним (во всяком случае, до тех пор, пока ты не проникнешь в память профессора Слизнорта) из воспоминаний, которые я считал необходимым тебе показать. От воспоминаний По-хлебы его отделяют десять лет, и мы можем только догадываться, чем занимался все эти годы лорд Волан-де-Морт...

Гарри снова поднялся из кресла, Дамблдор тем временем вылил в Омут памяти содержимое последнего флакона.

— Кому оно принадлежит? — спросил Гарри.

— Мне, — ответил Дамблдор.

Следом за Дамблдором Гарри нырнул в изменчивую серебристую гуту и приземлился в том же самом кабинете, который только что покинул. Здесь блаженно дремал на своем насесте Фоукс и сидел за столом Дамблдор, очень похожий на того, что стоял рядом с ним, только обе руки его были целыми, неповрежденными, а лицо чуть менее морщинистым. Лишь одно и отличало нынешний кабинет от того, каким он был в прошлом, — за окном плыли в темноте, оседая на внешний выступ, голубоватые снежинки.

Помолодевший Дамблдор, казалось, ждал кого-то. И точно, через несколько мгновений после их появления в дверь стукнули, и он сказал: «Войдите».

Гарри сдавленно ахнул. В комнату вошел Волан-де-Морт. Черты его были не теми, какие почти два года назад явились Гарри в большом каменном котле, в них было меньше змеиного, глаза пока еще не так сильно отливали багрецом, да и само лицо не превратилось в маску. И все же оно не было больше лицом красавца Тома Реддла. Это лицо казалось обожженным, черты утратили резкость, стали словно восковыми, перекошенными; белки глаз теперь уже навсегда налились кровью, хотя зрачки и не превратились пока в узкие щели, какими (как было известно Гарри) им предстояло стать. Длинная черная мантия окутывала Волан-Де-Морта, а лицо его было таким же белым как снег, поблескивавший у него на плечах.

Сидевший за столом Дамблдор не выказал никаких признаков удивления. По-видимому, визит этот был обговорен заранее.

— Добрый вечер, Том, — безмятежно сказал Дамблдор. — Не желаете присесть?

— Спасибо, — ответил Волан-де-Морт, усаживаясь в указанное Дамблдором кресло, то самое, судя по его виду, которое только что освободил в настоящем Гарри. — Я слышал, вы стали директором школы, — прибавил он голосом чуть более высоким и холодным, чем прежде. — Достойный выбор.

— Рад, что вы его одобряете, — улыбнулся Дамблдор. — Могу я предложить вам вина?

— Буду лишь благодарен, — ответил Волан-де-Морт. — Я проделал немалый путь.

Дамблдор встал и подошел к застекленному шкафчику, где теперь хранил Омут памяти, — в то время в нем теснились бутылки. Вручив Волан-де-Морту бокал с вином, он наполнил другой для себя и вернулся в кресло за письменным столом.

— Итак, Том... чему обязан удовольствием? Волан-де-Морт ответил не сразу, для начала он просто отпил из бокала.

— Никто больше не называет меня Томом, — сказал он. — Теперь я известен под именем...

— Я знаю имя, под которым вы теперь известны, — приятно улыбнувшись, произнес Дамблдор. — Но для меня, боюсь, вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удается окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные.

Он поднял бокал повыше, словно провозглашая тост в честь Волан-де-Морта, лицо которого осталось непроницаемым. Но Гарри чувствовал, что атмосфера в кабинете немного изменилась. Дамблдор не просто отказался использовать выбранное Волан-де-Мортом имя — он не позволил ему диктовать условия их встречи, и Гарри видел, что гость Дамблдора понял это.

— Меня удивляет, что вы остаетесь здесь так долго, — немного помолчав, сказал Волан-де-Морт. — Я всегда дивился тому, что такой волшебник, как вы, ни разу не пожелал покинуть эту школу.

— Что ж, — по-прежнему улыбаясь, ответил Дамблдор, — для такого волшебника, как я, нет ничего более важного, чем возможность передавать другим древнее мастерство, помогать оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, учительство когда-то представлялось привлекательным и вам.

— И все еще представляется, — сказал Волан-де-Морт. — Просто я не могу понять, почему вы, волшебник, к которому так часто обращается за советами Министерство и которому дважды, насколько я знаю, предлагали занять пост министра...

— На деле таких предложений, если считать и самое последнее, было три, — сообщил Дамблдор. — Однако карьера министра никогда меня не привлекала. И это, я думаю, еще одна наша общая черта.

Волан-де-Морт, не улыбнувшись, склонил голову и снова приложился к бокалу с вином. Дамблдор не стал нарушать повисшего в кабинете молчания; с видом человека, предвкушающего нечто приятное, он ждал, когда заговорит Волан-де-Морт.

— Я возвратился, — сказал наконец тот, — немного позже, чем ожидал профессор Диппет... но тем не менее возвратился, чтобы снова ходатайствовать о предоставлении мне должности, для которой он счел меня когда-то слишком юным. Я пришел, чтобы получить у вас разрешение вернуться в замок и стать преподавателем. Думаю, вы должны знать, что с тех пор, как я покинул школу, я увидел и совершил многое. Я могу показать и рассказать вашим ученикам такое, чего они ни от какого другого волшебника не получат.

Прежде чем ответить, Дамблдор некоторое время смотрел на Волан-де-Морта поверх своего бокала.

— Да, я определенно знаю, что вы, с тех пор как покинули нас, увидели и совершили многое, — негромко произнес он. — Слухи о ваших достижениях, Том, добрались и до нашей старой школы. И мне было бы очень грустно, если бы они оказались хоть наполовину правдивыми.

Лицо Волан-де-Морта оставалось бесстрастным.

— Величие пробуждает зависть, — сказал он, — зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь. Вы должны это знать, Дамблдор.

— Так вы именуете то, что делаете, «величием»? — мягко спросил Дамблдор.

— Разумеется, — ответил Волан-де-Морт, и в глазах его, казалось, вспыхнуло красное пламя. — Я экспериментировал, я раздвинул границы магии дальше, чем это когда-либо удавалось...

— Некоторых разновидностей магии, — негромко поправил его Дамблдор. — Некоторых. Что касается других, вы остаетесь... простите меня... прискорбно невежественным...

Волан-де-Морт впервые улыбнулся. То была натянутая, плотоядная, злобная ухмылка, и угрозы в ней содержалось больше, чем в лютом взгляде.

— Это ваш давний довод, — мягко сказал он. — Ничто из увиденного мной в мире не подтверждает вашего знаменитого заявления, Дамблдор, что любовь-де намного сильнее моей разновидности магии.

— Возможно, вы не там искали его подтверждения, — предположил Дамблдор.

— Ну, а в таком случае, существует ли место лучше, чем Хогвартс, чтобы заново начать мои исследования? — сказал Волан-де-Морт. — Вы позволите мне вернуться? Позволите поделиться знаниями с вашими учениками? Я отдам себя и все мои дарования в ваше распоряжение. Стану вашим слугой. Дамблдор приподнял брови:

— А кем станут те, кто уже превратился в ваших слуг? Что произойдет с людьми, которые называют себя — так, во всяком случае, уверяют слухи — Пожирателями смерти?

Гарри ясно увидел: Волан-де-Морт не ожидал, что Дамблдору известно это название; глаза гостя вновь полыхнули красным, узкие ноздри раздулись.

— Мои друзья, — ответил он после мгновенной паузы, — обойдутся и без меня, я в этом уверен.

— Рад слышать, что вы называете их друзьями, -сказал Дамблдор. — У меня создалось впечатление, что они, скорее, прислужники.

— Вы ошиблись, — заверил его Волан-де-Морт.

— Стало быть, если я загляну нынче ночью в «Кабанью голову», я не застану там целую компанию — Нотта, Розье, Мальсибера, Долохова, — ожидающую вас? И вправду, преданные друзья — проделать с вами неблизкий путь, да еще в такую снежную ночь, лишь для того, чтобы пожелать вам удачи в попытках добиться преподавательского места!

Сомневаться не приходилось — точность сведений Дамблдора о том, в чьем обществе он путешествует, понравилась Волан-де-Морту меньше всего остального, но он почти мгновенно овладел собой.

— Вы, как и всегда, всеведущи, Дамблдор.

— О нет, просто я дружу со здешним трактирщиком, — быстро ответил Дамблдор. — А теперь, Том... — Дамблдор опустил пустой бокал на стол и выпрямился в кресле, характерным жестом сведя вместе кончики пальцев, — ...давайте-ка начистоту. Зачем вы явились сюда со своими приспешниками и просите о работе, которая, как мы оба знаем, вам не нужна?

Гарри Поттер и Принц-полукровка. гарри поттер +и тайная комната

(скачать книгу бесплатно)

(скачать другие книги о Гарри Поттере)

гарри поттер +и тайная комната